– Поняла. – Людмила Сергеевна смерила Ивана оценивающим взглядом. – А как вы думаете, как дальше будут разворачиваться события?
– Даже не предполагаю. Возможно, Шурик вместе с последователями отправится еще куда-нибудь.
– Ох, хорошо бы!
– А возможно, так и будет сидеть в Верхнеоральске…
– Не будет, – твердо произнесла Людмила Сергеевна. – Уж я позабочусь.
– Что же вы собираетесь предпринять?
– Арестую его.
– Кажется, уже пробовали.
– Да, пробовали. И если бы не эта тряпка – мой муж, можно было ликвидировать смуту на корню. Но теперь нужно поступить иначе.
– Как же?
– Ну, конечно. Я вам сейчас все расскажу, а вы побежите к Картошкиным и передадите мои слова типу.
– Никуда я не побегу.
– Так вы что же, на моей стороне?
– Не на вашей, и не на его. Я же сказал, меня в данном случае интересует исключительно процесс.
– Процесс… – протянула Людмила Сергеевна. – Интеллигентские отговорки.
– Возможно.
– Но если вас интересует процесс, почему бы вам не помочь мне.
– В каком смысле?
– Да в прямом, в прямом! Сдать типа.
– То есть как сдать?
– Да очень просто, выдать с потрохами.
– Я вас не совсем понял?
– Да все вы поняли. От вас требуется передать этого типа в руки солдат.
– А тридцать сребреников?
– Что тридцать сребреников?
– Тридцать сребреников у вас имеется?
– Если вы о денежном вознаграждении, то это нужно обдумать.
– Вы что же, меня Иудой хотите сделать?
– А, вон вы куда клоните. Ясно, при чем тут сребреники. Сами же сказали, интересуетесь процессом. Вот и поучаствуйте. И потом, если, как вы утверждаете, он – не настоящий мессия, так чего же вы опасаетесь?
– Опасаюсь подлость совершить.
– Не нужно играть словами. Подлость! Не подлость, а благое дело. А потом, его все равно рано или поздно арестуют и водворят в психбольницу, где ему самое и место.
– Вот и пускай водворяют, только без меня. Да и потом… В чем должна заключаться моя… мое… Словом, как я должен его… Ну, как вы выразились, сдать?
– Да очень просто. Завтра днем во двор к Картошкиным явятся солдаты. Как только они появятся, вы должны подойти к типу и поцеловать его.
Иван вытаращил глаза на Людмилу Сергеевну.
– Как в Евангелии? – спросил он.
– Что, как в Евангелии?
– Cцена ареста Иисуса. Иуда целует Сына Божьего, а следом его арестовывают солдаты.
– Извините, Евангелия не читала. Как-то не до этого было. Вообще религией никогда не интересовалась. Если помните, еще совсем недавно эта тема являлась как бы закрытой. А я состояла в КПСС.
– Но почему вы сказали, что я должен его поцеловать? В поцелуе двух мужчин присутствует нечто гомосексуальное.
– Ничего подобного я не имела в виду, – засмеялась Людмила Петровна. – Просто с языка сорвалось. Не хотите целовать, пожмите руку, коснитесь плеча… Ну, не знаю… Показать его солдатам нужно. Выделить из толпы.
– Да разве вы не знаете его?
– Меня там не будет.
– Так опишите внешность… Джинсовый костюм, бородка… Он весьма отличается от остальных, в том числе и от вашего мужа.
– Нужно показать! – твердо произнесла Людмила Сергеевна.
Иван развел руками.
– Ну, хорошо. Допустим, я покажу. А что вы с ним будете делать потом?
– Я же говорю: отправим в ту психушку, откуда он бежал.
– А не убьете?
– Что вы такое говорите?! Нужен он мне! Переправлю в Соцгород, и пускай его там лечат.
– Что-то я сомневаюсь.
– Вот заладил! Говорю же: пушинки с него сдувать буду.
– Ну, хорошо…
– Так вы согласны?
Иван неопределенно пожал плечами.
– Вот и договорились, – подвела итог беседы Людмила Сергеевна. – А теперь можете отправляться. Только смотрите, не подведите, – и она многозначительно постучала толстым пальчиком по столу.
«Странник я в этом мире».
Василид
Иван лежал на койке и размышлял о том, как легко можно стать Иудой. Всего за каких-то полчаса ни к чему не обязывающей беседы его склонили к предательству. Хотя… А может, и не склонили. Может, в глубине души он сам к нему стремился. Но предательство ли это? Кто ему Шурик? Да никто. Он не состоит в числе приверженцев «джинсового», не молится на него… И потом, Иуда получил за свое черное дело тридцать сребреников, а он, Иван, ни копейки. Тогда ради чего он собирался предать? Из чисто спортивного интереса? Но с другой стороны, можно допустить, что запрятанное глубоко в подсознание каждого человека гнездится гаденькое, но столь приятное чувство возможности поглумиться над другой личностью. И рано или поздно это чувство выплывает, нет, скорее вырывается наружу. Сделай подлость – получишь удовольствие. Или это всего лишь оправдание своей гнилой сущности? А может, не стоит никого предавать, чтобы потом не мучиться всю жизнь. Ведь чего проще, собраться сию минуту и бежать из этого заколдованного городка. Покидать вещи в сумку, и на шоссе. Авось кто-нибудь подберет. А если сейчас не подберет, так уж утром обязательно. Но это – малодушие, трусость. Бежать, словно что-то уже натворил. Не проще ли взять себя в руки, а завтра, при появлении солдат, остаться сидеть на месте. Чего он, собственно, испугался? Что эта толстая баба может ему сделать? Да он ничего конкретного ей и не обещал. Она даже вознаграждения не предложила, следовательно, он свободен от каких-либо обязательств. Нет, погоди… А если она все-таки права, и никакой это не мессия, а сумасшедший? И что из того?..
Иван лежал и таращился в открытое окно. Уже начинало чуть заметно светлеть. Молодой, рогатый месяц плыл над полями, над речкой, над березовыми колками, над крышами домов. Посвежело. Сладко пахло душистым табаком. В палисаднике завозились ночующие там воробьи. Где-то вдалеке неожиданно раздался истошный пьяный вопль, также неожиданно оборвавшийся, точно человеку заткнули рот. Мысли нашего героя смешались, и он заснул.
Пробудился Иван довольно поздно. Он отверз веки. Жаркое солнце било прямо в лицо. Взглянул на не снятые с руки часы. Ого! Двенадцать! Ничего себе продрых! Так и царствие небесное проспишь, – как выражалась его покойная бабушка.
Воспоминание о божественных чертогах немедленно повлекло за собой иные мысли. Ведь сегодня должны арестовывать Шурика! А может, уже и арестовали. Как же он проспал!