Кто на них донес – оставалось загадкой. Когда тетка была еще жива, она рассказала Кате о своих подозрениях. Полной уверенности не было, но Аглая предполагала, что донос на родителей написала соседка Екатерина Павловна.
Совсем недавно Катя решила проверить предположение тетки, навестила Екатерину Павловну и сказала, кто она.
Тусклые мысли старухи тут же пронзил красный пунктир страха. Катя как будто ощутила волну ненависти, направленную на нее. Теперь сомнений почти не оставалось.
Для сведения счетов с Екатериной Павловной Катя решила использовать брата.
Кстати говоря, воздействовать на Валька удавалось лучше, чем на кого-либо. То ли причиной этому их родственная связь, то ли еще что-то, но через Валька она могла проникнуть в чужой разум.
Она отправила брата к Екатерине Павловне и на этот раз со всей очевидностью убедилась, что старуха, несомненно, виновница гибели родителей. И тогда Катя решила уничтожить старуху руками брата. При этом она как бы отключила его сознание, заставив совершить убийство, словно автомат.
Все прошло как нельзя лучше. Валек и не подумал, что именно он прикончил старуху. Но дальше дело обернулось несколько хуже.
Катя очень надеялась, что брат порвет с уголовным прошлым. И в то же время она не желала подавлять его волю. Однако на несчастье подвернулся Ушастый. Дела закрутились совсем не в ту сторону, в какую бы хотелось Кате. И чем дальше она вмешивалась в дела брата, тем более ее засасывала кровавая мясорубка. Одно убийство повлекло за собой другое. Именно Валек прикончил на дворе Ушастого, а Катя сумела ему внушить, что в смерти дружка виноваты ожившие ни с того ни с сего собаки. Потом, когда Валька подловили подручные Русичева и брат был на краю гибели, она вновь вмешалась и расправилась с бандитами.
И вот теперь этот Коломенцев.
Казалось, все наладилось, Валек вновь исправно ходит на работу, про золото, награбленное у Русичева, благодаря ее внушению он напрочь забыл, и все же Катя предчувствовала, что основные события впереди. И визит Коломенцева, несмотря на то, что он действовал исключительно по своей инициативе, не случаен.
Она часто задумывалась, откуда у нее Дар. Теорию, что он даден ей в награду за перенесенные страдания, она давно отвергла. Возможно, секрет Дара могла бы раскрыть тетка Аглая. Кстати, та несколько раз намекала, что знает о тайне Кати, но тетка умерла, так ничего и не сказав. Был еще старик, который пару раз приходил в гости к Аглае. Тот самый Пеликан, про которого сегодня спрашивал Коломенцев. Как говорила Аглая, старик постоянно помогал им деньгами. Но почему – не объясняла.
Катя предполагала, что он как-то близок Аглае, возможно, некогда был ее любовником. Потом старик куда-то пропал, скорее всего умер. Знал ли он о Даре? Какая, собственно, разница?
Иногда, размышляя, Катя воображала, что она – ведьма. Дар – порождение темных сил? Может быть, те несчастные, которых в Средние века обвиняли в колдовстве и сжигали на кострах, сродни ей. Скорее всего, они тоже обладали способностями и свойствами, недоступными разуму окружавшей их серой массы. Возможно, любопытство, желание продемонстрировать свою силу заставляло их вести себя неосторожно. Но серая масса всегда сильнее одиночек, даже обладающих сверхспособностями. Катя же высовываться не собирается. Зачем? Она и так может достичь, чего пожелает. Но главное – душевный покой и внутренняя независимость. Ей не нужны огромные деньги, ее не занимает слава. Она только хочет жить так, как ей представляется правильным.
Время от времени Кате снился один и тот же неясный сон.
Пустыня. Раскаленная и знойная. Желтый песок, какие-то полузасыпанные развалины… На одном из выветренных камней небольшая красная змейка. Она владелица развалин, хозяйка и повелительница этого уголка пустыни. Возможно, пустыня не самое лучшее место на земле, но для красной змейки – дом.
Она никогда не нападает первой, но если ее потревожили – жалит насмерть. Сон повторялся. Особенно после того, как она пользовалась Даром. Она в любой миг могла воспроизвести в памяти пурпурное с черными и зеленоватыми кольцами тельце змеи, плоскую, словно у ужа, головку, черные бусинки глаз. Однажды она из любопытства пошла в библиотеку и нашла в энциклопедии, в разделе «Змеи», цветное изображение точно такой рептилии, какую она видела во сне. Змея называлась коралловый аспид.
«Крайне ядовитая, – прочитала Катя, – водится в Центральной и Южной Америке…» Непонятно, при чем тут Южная Америка? И все-таки Катя каждой клеточкой разума ощущала: змейка – это она. Справедливая и беспощадная, сама определяющая, что есть добро и что есть зло, неподвластная пропахшей кухней и несвежим бельем морали коммунальных квартир.
Она сама творит свою жизнь, и ей нет дела до гнилых заповедей.
И хотя порой Катя чувствовала, что подобные рассуждения вовсе не оправдывают тех или иных поступков, а, наоборот, могут завести черт знает куда, она продолжала следовать сформировавшимся убеждениям.
Устав от бесконечных поисков Коломенцева, Валерий Яковлевич Жданко вернулся в свой убогий гостиничный номер и загрустил. Он обегал весь город, побывал практически всюду, куда бы мог отправиться этот, как про себя успел его окрестить Валера, «масон». Но Коломенцев словно сквозь землю провалился. Куда же он делся, а главное, почему столь неожиданно?
Валера перебрал все вероятные ситуации. Допустим, масон узнал о его – Жданко – приезде и решил замести следы. Но какие именно следы? По всей видимости, ничего криминального он не совершил. Да и как мог узнать о нем? Олегов сообщил? Почувствовал вину и позвонил? Маловероятно. А может быть, прочитанный дневник Пеликана толкнул его к действию?
Так ничего и не решив на этот счет, Валера валялся на дребезжащей всеми пружинами гостиничной койке. Наступал вечер – самое неприятное время для командировочного вроде него. Ни знакомых, ни развлечений. Лето – мертвый сезон. Тем более в такой провинциальной дыре, как Тихореченск. Что же остается? Пойти в столовую поужинать, потом купить в киоске какой-нибудь журнальчик типа «Огонька», полистать его и завалиться спать. Перспектива, конечно, кислая.
В Валере боролись два противоположных чувства. Ему до смерти хотелось отличиться и одновременно до смерти хотелось домой, в Москву, к маме! Однако суровое напутствие начальника – сидеть в Тихореченске хоть до посинения, а добиться результатов, было равносильно приказу, ослушаться которого значило загубить карьеру на корню. И ведь он сам виноват. Не прояви идиотского рвения, не доложи о разговоре с Олеговым, сидел бы сейчас в уютной кухоньке под размеренно тикающими ходиками и уплетал бы бабушкины пироги с картошкой и рыбой…
Валера тяжело вздохнул и поднялся с опротивевшей казенной постели. В этот миг зазвонил телефон.
«Из Москвы! – екнуло сердце. – Руководство!..»
– Валерий Яковлевич? – раздался в трубке странно знакомый голос.
– Я.
– Вас беспокоит Елена Донская. Добрый вечер.