Полутемная комната была по размерам примерно такой же, как и первая. Вдоль стен стояли стеллажи, а в них… Разглядев, что находится на стеллажах, Осипов в первую минуту чуть не присел.
Человеческие торсы, обрубки тел, без рук, без ног… Да и сами торсы… С них снята кожа, взрезаны брюшины, обнажены позвоночные столбы. Большинство человеческих обрубков было обезглавлено. Головы, впрочем, лежали тут же. Но в каком виде! Вскрытые черепные коробки с вытащенными мозгами. Эти самые мозги, тошнотворно поблескивая, розовато-сливочные, лежали на каких-то жестяных тарелках под стеклянными колпаками.
«Кладовая людоеда», – мелькнула идиотская мысль, и Осипов нервно рассмеялся, поняв, что перед ним обычные школьные муляжи, пособия для изучения анатомии. Зловещие предметы, изготовленные из пластика и папье-маше, густо заросли пылью и паутиной. Было их тут очень много, словно в каком-нибудь медицинском учебном заведении. Но там такое количество вполне уместно. А в школе?
Рядом с муляжами в стеклянных банках покоились заспиртованные уродцы и отдельные, уже вполне настоящие части тела. Это-то здесь для чего? Странный какой-то паноптикум. Постой! Что это там мелькнуло за муляжами, в самой глубине полок? Неужели?!
Осипов, желая повнимательнее рассмотреть невероятный предмет, просунул руку в самые заросли паутины, неловко отодвинул муляж, и тот грохнулся о цементный пол и разбился.
Осипов в замешательстве нагнулся, пытаясь собрать развалившийся торс.
– Что вы здесь делаете? – раздалось у него за спиной.
Осипов резко обернулся и увидел на пороге невысокого светловолосого мужчину лет сорока в длинном клеенчатом фартуке, доходившем до самой земли.
– Я? – в замешательстве переспросил Осипов.
– Именно. – Выпуклые серые глаза человека в фартуке холодно и без страха смотрели на журналиста.
– Я, собственно, хотел увидеть товарища Шляхтина, – наконец нашелся Осипов.
– Зачем?
– Это я скажу ему самому.
– Допустим, Шляхтин – это я. – Мужчина продолжал холодно взирать на непрошеного гостя.
– Неужели?! – Осипов снова обрел привычную нагловатость. – Я вас так долго искал. Вот забрел сюда… Уронил тут… Уж извините.
– Я жду ответа на вопрос: кто вы такой? – невысокий блондин держался чересчур спокойно для столь странного места. Видимо, он был достаточно уверен в своих силах.
– Корреспондент газеты «Молодость страны» Иван Осипов, – с извиняющейся улыбкой представился журналист.
В глазах Шляхтина мелькнуло удивление.
– Документы! – коротко приказал он.
Осипов достал редакционное удостоверение и протянул физруку.
– Идите за мной, – несколько сбавив тон, произнес Шляхтин и спиной вышел в соседнюю, ярко освещенную комнату.
«Боится, что я нападу, – понял Осипов, – однако занятная личность».
В мастерской Шляхтин вроде бы случайно приблизился к верстаку, на котором лежал увесистый молоток, встал так, чтобы молоток в нужную минуту оказался под рукой, и стал внимательно изучать удостоверение, а Осипов тем временем разглядывал его самого. Тут он впервые обратил внимание, что на руках физрука надеты тонкие резиновые перчатки. Интересно, для чего?
Шляхтин внимательно вглядывался в фотографию на удостоверении, потом в лицо непрошеного гостя и наконец вернул документ.
– Вроде бы все правильно. И все равно я требую объяснений.
«Что ему сказать?» – соображал Осипов. По дороге в школу он размышлял, как объяснить причину своего появления, и решил говорить, что собирает материалы о том, как дети проводят каникулы. Теперь подобное сообщение, и раньше-то не внушающее доверия, выглядело бы очевидной ложью. А что, если выложить правду? Прямо в лоб. Как, интересно, он прореагирует?
– Дело в том, – осторожно сказал журналист, – что я занимаюсь расследованием обстоятельств гибели одного молодого человека – некоего Валентина Сокольского.
Лицо Шляхтина оставалось бесстрастным, но глаза чуть заметно сузились. Он молчал, ожидая продолжения.
– Поэтому и решил обратиться к вам, – закончил Осипов. – Вы вроде бы общались с ним.
– Кто это вам сказал?
– Да какая разница? Я уже приходил в школу. Гардеробщица сообщила, что вы появитесь ближе к вечеру. Времени у меня не так уж много, чтобы ходить взад-вперед по нескольку раз. Поняв по оставленному пиджаку в спортзале, что вы где-то в школе, я принялся разыскивать вас. Вот и забрел сюда. Совершенно случайно…
– Допустим, вы не врете… – холодно произнес физрук.
Осипов развел руками:
– Зачем мне врать? Я мог бы придумать что-нибудь более правдоподобное. А так…
– Я не знаю никакого Сокольского.
– А мне сказали…
– Кто?
– Видите ли, дело довольно щекотливое, я не вправе разглашать имен своих информаторов. Ведь речь идет об убийстве.
Шляхтин насмешливо хмыкнул:
– А вторгаться без разрешения вы, значит, вправе?
– Школа не частное жилье, – спокойно ответил Осипов, – и как журналист я не обязан спрашивать предварительного разрешения, чтобы встретиться с человеком. Ваше право отказаться разговаривать со мной, но я…
– Повторяю, никакого Сокольского я не знаю, – подчеркнуто спокойно сказал Шляхтин, – а теперь покиньте помещение. Время позднее. Мне пора домой.
– Позвольте в таком случае еще один вопрос. Что это у вас за помещение, – Осипов кивнул в сторону двери, – комната ужасов?
– Обычный склад, – холодно сообщил физрук.
– Но почему так много муляжей?
– Школа довольно старая. Вот и скопилось за много лет. А вам подумалось, наверное, что это филиал морга?
– Очень похоже, – хохотнул журналист.
– Кстати, вы причинили школе ущерб, разбили один из манекенов. Придется оплатить его стоимость.
– Я готов, – охотно заявил Осипов.
– Вот и отлично. А то пришлось бы сообщать по месту работы.
– Нет-нет, – заверил Осипов, словно провинившийся школьник, – я возмещу убытки завтра же. Прямо с утра. Вы же будете здесь завтра? Вот я и приду…
– Ну зачем же завтра? – примирительно произнес Шляхтин. – Вы же сами сказали, что человек занятой. Стоит ли отвлекаться ради какого-то мусора. Не беспокойтесь. Зайдите в свободное время.
– Хорошо. Я так и сделаю, – подтвердил журналист и направился к выходу. Он обратил внимание, что на этот раз коридор бомбоубежища был освещен. Шляхтин остался внизу.
Осипов вышел из дверей школы и остановился в задумчивости. Летний вечер неохотно переходил в ночь. На землю пали густые синие сумерки. От нагретого асфальта шло ощутимое тепло, пахнуло цветами – душистым табаком, в ветвях пискнула какая-то птаха.