В комнату ввалился, задевая головой за притолоку, необъятный Тимур.
Тимур – человек с тяжелым кулаком и полукриминальным прошлым. Оба этих качества помогают ему в работе. Его агитаторы трудятся за копейки и на совесть, потому что знают: руки у начальника длинные, и он, не раздумывая, пускает их в ход. Местных журналистов он очаровывает своим умением пить все, что горит. А журналисток – брутальными манерами. С конкурентами Тимурчик предпочитает «забивать стрелку», а капризному кандидату может запросто заявить: «Еще слово – и ты у зубного!»
У Тимура, как у каждого человека, образно говоря, водятся свои тараканы в голове. Но, в отличие, скажем, от безобидных тараканов блаженного Мити, тимуровские опасны и агрессивны. К тому же он немного зануда и бесконечно готов рассказывать о своей очередной неудаче на любовном фронте. Как назло, неудач всегда много, и мутный поток тимуровского сознания часто обрушивается на коллег.
Тяжелее всего приходится нам с Васькой – Тимур настойчиво делится с нами подробностями своей интимной жизни уже который год. Видимо, подсознательно чувствует, что мы в силу своей лени и чисто женской слабости не можем дать решительный отпор и прекратить эти излияния.
В последний раз Тимур, помнится, разъяснял мне причины, по которым он никак не решался жениться на подружке:
– Понимаешь, – говорил он, даже не пытаясь приглушить свой мощный бас, – до меня она была девственницей. Значит, сейчас я для нее самый-самый. И это чертовски приятно. С другой стороны, когда-нибудь ей захочется разнообразия, и она начнет мне изменять! А потом она начнет сравнивать... И я могу остаться в дураках.
Я заметила, что, согласно такой логике, жениться следует на женщине, прошедшей, так сказать, огонь, воду и медные трубы: нагулявшись до брака по самое «не хочу», она будет искать надежности, стабильности в отношениях и станет по-настоящему верной женой. На это Тимур заявил, что женщина с ярким прошлым, конечно, ему интересна, но не в качестве жены. Получался замкнутый круг...
В перерывах между работой и подобными разговорами Тимур успевает пьянствовать, затевать драки и отсиживать в КПЗ за хулиганство.
В общем, мы относились к Тимуру без особого энтузиазма – он являлся некой составляющей, к которой привыкаешь, как к мухам. Но здесь и сейчас Тимур олицетворял собой все самое лучшее, что осталось за тысячу километров от Полонска.
Мы бросились обниматься.
Тимур жил и работал в «полях» уже два месяца. И это бросалось в глаза. Несмотря на дорогой костюм и галстук, он заметно пропитался местной атмосферой. В отличие от нас, он почти не выделялся среди аборигенов. И даже усвоил характерный для Полонска «говорок». Был весел и бодр, с румянцем на круглой улыбающейся физиономии.
– Девчонки! Я так рад! – В его искренности не было сомнений. – Пойдемте, я вам все покажу.
Откровенно говоря, показывать было нечего, но для яркого завершения сегодняшних мытарств нам хватило и этого: два компьютера стародавних времен, ободранные обои, старенький ксерокс. Большие пыльные окна и диковатый индустриальный пейзаж за ними.
– Что это, штаб? – прошептала Васька, хватаясь за дверной косяк.
– Ха! – кричал из-за угла Тимур, пылая энтузиазмом. – Это вам не теплица! Это настоящая работа! Сейчас сполоснем ваш приезд и по хатам – спать. Завтра уйма работы. Куда бы вас деть на ночь?..
Тимур на секунду задумался, потом махнул рукой, оставив вопрос открытым.
В конце концов свою комнату и кровать нам пожертвовал добрый Павлик. Тимур без задней мысли приглашал Павлика разделить с ним ложе, но тот предпочел устроиться на кухонном диванчике.
Полночи мы с Васькой обсуждали свое положение и заснули с мыслью о том, какие удивительные каникулы устроим, когда кончится эта кампания.
Потекли рабочие будни. Без масонов, интриг и разговоров о будущем Отечества. Мы всерьез взялись за местную газету. Предыдущий редактор самоустранился от дел, заявив, что политика его не интересует. И мы с Василисой оказались в роли антикризисных управляющих.
Методом кнута и пряника удалось найти общий язык с журналистами: уволили одного сотрудника, его зарплата мигом разошлась на премии, и все остались довольны, включая, похоже, самого уволенного, который от души веселился на вечеринке, устроенной в его честь.
Потом мы нашли нового дизайнера для верстки – удивительную девушку Олю, которая за десять минут создавала настоящие шедевры полиграфии. Ее нам порекомендовал Павлик, краснея и заикаясь на каждом слове. Вникать в детали отношений Павлика и Оли мы великодушно не стали.
Для обновленной газеты Василиса с воодушевлением писала передовицы, а я – политические заметки с претензией на аналитику.
По вечерам мы – Тимур и его команда – собирались в маленькой армянской кафешке, единственном, по нашим наблюдениям, приличном заведении в Полонске, пили кофе по-турецки и болтали с радушным хозяином. За окнами шелестел дождь, грязь растекалась по дорогам, проезжать от квартиры Тимура до штаба становилось с каждым днем все печальнее, а от Курочкина прилетали любовные смс-ки...
Периодически в штабе появлялся Капышинский. Он не пожелал жить в квартире Тимура с нами и Павликом и обитал в гостинице с некой Ларисой, полненькой хохотушкой. Она была уверена, что Капа – профессор, и смотрела на него с боязливым обожанием. Познакомились они в сауне и далеко не в романтической обстановке. Сейчас Капа обдумывал, как развестись и перевезти Ларису к себе на родину. Он представлял себе сцену объяснения с женой и начинал тосковать, то есть уходил в запой.
Тимур давно махнул на него рукой и не платил суточных, но от этого Капа не стал пьянствовать меньше. В редкие часы, когда неомонархист возвращался к трезвой жизни, он охотно писал для газеты, обсуждал с нами листовки и даже пару раз пытался поразмышлять о масонах. Но Васька его попросила не делать этого, иначе она не отвечает за последствия...
Сегодня утром Гарик разбудил нас телефонным звонком, чтобы радостно сообщить, что срок ссылки продлевается на неопределенное время, и мы в который раз прокляли масонов, свое любопытство и еще раз масонов.
Вечера мы предпочитали коротать за работой. В этот вечер Тимур критиковал Капышинского за новую листовку, Василиса в ответ что-то бормотала об «эмоциональной эклектичности». Я писала очередной обзор о политической ситуации в Северске и в России. Мне надо было усилить материал несколькими эффектными тезисами в стиле революционных лозунгов. Для этого пришлось еще раз перелистать предвыборную программу Петрова. В глазах зарябило: «экономическое развитие», «благополучие», «стабилизация» – добротные, сытые слова, обычный популистский винегрет. Зачем люди вообще ходят на выборы?..