— Ну, во-первых, мы с вами в некотором роде были знакомы, поэтому вы не насторожились, когда я навязала вам свою компанию. А во-вторых, как сотрудник Службы Безопасности, я обладаю соответствующей подготовкой для проведения подобного рода операций.
— Так вы не связист?
— Почему же, связист. Я офицер связи СБ. Когда мы услышали позывные корабля, который уже три месяца числился погибшим, то, естественно, вами сразу занялось наше ведомство.
— Понятно, — сказал я. — Хотя… Вы могли бы не хитрить, а сразу сказать мне всё как есть.
— Сначала мы так и собирались сделать. Но потом решили, что вы, чувствуя за собой поддержку, будете вести себя слишком уверенно и тем самым насторожите месье Рамана. А так вы сильно нервничали, к тому же, не зная об осведомлённости командования, вы испытывали определённое чувство вины, которое явственно отразилось на вашем поведении.
Я кивнул:
— Вот теперь мне всё ясно… Гм, кроме одного. Почему вы не приказали компьютеру парализовать Ахмада, как только он деактивировал боеголовку?
— Из-за задержки во времени. Мы не рисковали подходить к вашему кораблю ближе чем на десять световых секунд, а блок идентификации бортового компьютера по-прежнему был отключён. Таким образом, мы могли лишь дать ему команду парализовать человека, находящегося там-то и там-то. Но эта команда опоздала бы на двадцать секунд, поэтому для верности мы ждали, когда месье Раман войдёт в рубку управления, сядет в капитанское кресло и займётся корректировкой курса.
— Но альв вас опередил, — заключил я.
— Вот именно, — кивнула Анн-Мари. — Для нас это стало полнейшей неожиданностью… Кстати, мы уже приближаемся. Минуты через три пойдём на стыковку. Вам, капитан, ничего делать не надо — корабль идёт ровно, без вращения, и наш пилот со всем справится сам. Мы заберём с вашего борта месье Рамана и альва, а взамен вы получите меня. — Женщина позволила себе слегка улыбнуться. — Я временно прикомандирована к вам в качестве офицера связи. Ну и ещё буду присматривать, чтобы вы снова не влипли в какую-нибудь историю.
Я не поверил своим ушам.
— Так мне оставляют «Зарю Свободы»?
— Да, вы по-прежнему её капитан и по-прежнему остаётесь в составе Девятнадцатой эскадры. За то, что вы не доложили о присутствии на борту пленных, командование решило просто наложить на вас дисциплинарное взыскание с занесением в личное дело. — Ещё одна беглая улыбка. — Так что в ближайшие десять лет можете не рассчитывать на повышение в чине.
Поскольку я никогда не мечтал об адмиральских погонах, это известие меня совсем не расстроило. Я оставался командиром корабля — и это было самое главное.
— Мы вернёмся в бригаду капитана Лоррена?
— Да. По моим подсчётам, нам удастся догнать её часов за восемь.
— А… это… Его уже предупредили, что мы не… не «les fucking déserteurs»?
— Он с самого начала это знал. Просто играл свою роль.
Я покачал головой:
— Ему следовало бы стать актёром. Как, впрочем, и вам, капитан-лейтенант… — Тут я кое о чём вспомнил. — А Рашель тоже заберут?
— Это зависит от неё самой. Командование эскадры обратилось за советом к вице-адмиралу Бриссо, а тот настоял на том, чтобы его племяннице предоставили право выбора. Он заявил, что Рашель — такой же боец, как и все остальные. — Анн-Мари немного помолчала, явно колеблясь, но потом добавила: — Если хотите знать моё неофициальное мнение, то вице-адмирал просто побоялся, что его обвинят в смешивании служебных обязанностей с семейными привязанностями. Помните, чьи это слова?
— Конечно, помню.
В этот момент компьютер сообщил, что получен запрос на стыковку. Быстрым нажатием клавиши я дал своё «добро» и вновь заговорил к Анн-Мари:
— Да, ещё одно, капитан-лейтенант. Можно ли обратиться к вашему начальству с просьбой… ну, не уничтожать альва?
Лицо женщины стало серьёзным, почти что строгим.
— Мы не изверги, капитан. Мы не убиваем чужаков только за то, что они чужаки. Мы воюем против врагов. В числе других военнопленных, альв Григорий Шелестов будет депортирован в свою родную систему Бетельгейзе. Ведь за ним не числится никаких преступлений. — Она сделала паузу. — Убийство предателя, разумеется, не в счёт.
Она висела в пространстве перед нами — большая голубая планета, местами укрытая густым облачным слоем, местами лишь подёрнутая лёгкой туманной дымкой, сквозь которую проглядывались расплывчатые очертания материков и крупных островов, окружённых глубокой, пронзительной синевой океанов.
Мы, вся команда крейсера «Заря Свободы», стояли в просторном смотровом зале флагманской заградительной станции «Аквитания», почти вплотную к огромной прозрачной стене, а наши взгляды были устремлены к Земле — планете, которая была нашей общей прародиной, но на которую уже свыше ста лет не ступала нога человека. Она находилась совсем рядом, до неё было рукой подать, однако она по-прежнему оставалась для нас недосягаемой. Все орбитальные оборонительные порядки чужаков были давно сметены, вокруг Земли скопилась добрая половина всего Первого Флота Освобождения — и замерла в растерянности, не решаясь нанести по планете удар.
Вся остальная Солнечная система уже принадлежала людям, и, если не принимать во внимание отдельных мелких очагов сопротивления в астероидном поясе, войну можно было считать законченной. Мы не церемонились, штурмуя Марс, Венеру, Меркурий, Луну, Титан, Европу, Ганимед, другие спутники Юпитера и Сатурна, мы не заботились о сохранности их космодромов, военных баз, заводов, жилых куполов, прочих сооружений и коммуникационных систем, мы выкуривали чужаков как могли, не думая о том, сколько потом понадобится сил и средств на восстановление разрушенной экономики.
Однако Земля была для нас неприкасаемой. Мы не могли так кощунственно обойтись с колыбелью всей человеческой расы, с планетой, которая вобрала в себя многие тысячелетия нашей истории. В далёком и безумном XX веке люди сумели удержаться на грани ядерной войны; в не менее безумном XXI веке нашим предкам удалось предотвратить, казалось, уже неизбежную экологическую катастрофу; а во второй половине прошлого века, сто восемнадцать лет назад, когда громадный флот Иных заблокировал планету и предъявил ультиматум — либо капитуляция, либо штурм с применением оружия массового уничтожения, — тогдашние жители Земли выбрали первое.
Многие называли это малодушием и, в сущности, были правы. Но как бы то ни было, Земля осталась в целости и сохранности. Пусть и осквернённая более чем столетним господством чужаков, она продолжала быть той самой Землёй, одно упоминание о которой вызывало у каждого человека в любом конце Галактики тоскливое щемление в груди. Святая Земля, Земля Изначальная, мать всех других миров, где расселились люди. Ни у одного человека не поднялась бы рука причинить Земле боль, нанести ей рану — ни позитронной ракетой, ни термоядерной бомбой, ни острым, как бритва, лазерным лучом или сжигающим всё на своём пути плазменным залпом…