Ещё среди учеников была группа так называемых «трудных». Но не тех, которые вечно прогуливали уроки, не выполняли заданий и вообще относились к учёбе спустя рукава — таковые в школе Ильмарссона долго не задерживались, их быстро отчисляли, невзирая на то, учились они за деньги или бесплатно. «Трудными» называли принцев и принцесс королевской крови, да и то не всех, а только тех, кто не мог смириться с тем, что их громкие титулы здесь ровным счётом ничего не значат и никого не интересуют. В свои школьные годы Марк, хоть и сам происходил из древнего дворянского рода, таких зазнаек страшно не любил и сторонился их. А теперь, оказавшись в роли учителя, был вынужден раз за разом усмирять их спесь — что было делом весьма неприятным и неблагодарным.
Одной из таких «трудных» была Зигфрида фон Дитцель-Бильмердер, которая поступила в школу лишь в начале этого года и с которой Марк познакомился ещё заочно, со слов Абигали. Впрочем, эта тринадцатилетняя девчушка вызывала у Марка не столько раздражение, сколько острую жалость — ибо главная её проблема заключалась вовсе не в заносчивости, а в неумении справляться с трудностями. Зигфрида была внучкой правителя одного захолустного королевства на окраинной Грани и раньше обучалась колдовству под руководством придворного мага, который оказался слишком покладистым и не смел обременять свою царственную ученицу мало-мальски сложными заданиями. С детства привыкшая к тому, что всё даётся ей легко и без особых усилий, Зигфрида чисто психологически не могла осилить высокую планку школьных требований, при любой неудаче у неё сразу опускались руки, нередко она закатывала истерики. Лишь немногие учителя могли справиться с ней, но ни Андреа Бреневельт, ни её бывший напарник Гидеон Викторикс не принадлежали к их числу. Зато Марк неожиданно легко наладил с девочкой контакт; он всякий раз находил нужные слова, чтобы подбодрить её, когда она неправильно выполняла заклинания, и умел внушить ей уверенность в собственных силах. Вскоре это дало свой результат, и её успеваемость заметно возросла.
Ильмарссон прокомментировал его первый учительский успех одной короткой фразой: «Я в тебе не ошибся», — и он воспринял это как высшую похвалу.
А Андреа сказала:
— Ты, Марк, действительно учитель от бога. Я тебе по-доброму завидую… Хотя это не значит, — тут же добавила она, — что считаю все твои педагогические идеи гениальными. Вот когда главный мастер назначит тебя старшим в нашей паре, тогда и буду тебя слушаться. А пока окончательное решение за мной.
Со временем Марк понял, почему он с такой завидной регулярностью затевает с Андреа жаркие дискуссии касательно методики ведения занятий. Во-первых, это давало повод продлить их общение; а во-вторых, в пылу спора она становилась ещё больше похожей на королеву Ингу, и ему это нравилось. А однажды, набравшись смелости, Марк прямо сказал Андреа о её сходстве с Ингой.
— Да, знаю, — невозмутимо ответила она. — Мне уже говорили об этом. Даже спрашивали, не родственница ли я верховной королеве. Ты, небось, тоже так думаешь?
Марк неопределённо пожал плечами:
— Этого нельзя исключить. Ведь Инга долгое время не знала о своей семье и считала приёмных отца с матерью родными. То же самое может быть и с тобой. А вдруг у Алиабеллы де Бреси родилась двойня — именно двойня, не близнецы, — и Ривал де Каэрден отдал девочек на воспитание в разные семьи. Только у Инги дар высшего мага сохранился, а у тебя нивелировался.
Андреа тихо рассмеялась:
— Таким хитрым образом ты хочешь выяснить мой возраст? Мог бы просто спросить, я его не скрываю. Мне двадцать четыре; а верховной королеве, если не ошибаюсь, двадцать семь.
— Пока ещё двадцать шесть, — уточнил Марк. — Двадцать семь будет через полтора месяца.
— Это несущественно. Так или иначе, мы с ней не можем быть двойней. И просто сёстрами тоже.
— Просто сёстрами можете, — не хотел уступать Марк. — По возрасту ты вполне годишься в двойняшки Сигурду де Бреси. Это старший сын герцога и герцогини Бокерских…
— Я в курсе этой истории, — перебила Андреа, уже теряя терпение. — Но всё равно ничего не получается. Ведь прятать меня был смысл только в том случае, если бы я родилась высшим магом. Но тогда бы мой дар нивелировался до доминантного — а у меня он всего лишь промежуточный.
— Да, действительно, — сконфузился Марк. — Я этого не учёл.
— И вообще, — добавила она, — почему тебе так хочется, чтобы я оказалась сестрой верховной королевы?
Смущённый Марк отделался невнятным ответом, и на этом их разговор закончился.
Тем не менее эта мысль не оставляла его в покое. На одном из уроков, когда они демонстрировали второклассникам действие оглушающих чар, он отправил Андреа в лёгкий нокаут (как раз была её очередь изображать мишень) и за те несколько секунд, пока она находилась без сознания, незаметно срезал у неё несколько светло-русых волосков. Другим образцом Марк уже располагал — у него в медальоне, вместе с прядями матери, Беатрисы и Цветанки, хранилось также маленькое колечко золотистых волос Инги.
С просьбой произвести проверку на предмет родства он обратился к Сондерсу, однако выяснилось, что Ульрих, как и сам Марк, не обладает для этого достаточными познаниями. Но он был заинтригован идеей Марка и решил попросить о помощи своего шефа, преподавателя алхимии мастера Алексиса, нагородив ему с три короба вранья о какой-то своей семейной тайне. Вряд ли мастер Алексис поверил ему, но анализ сделал. Результат оказался однозначно отрицательным — признаков близкого родства у Инги и Андреа не обнаружилось.
— Ничего другого я не ожидал, — сказал Сондерс. — Если бы Андреа и вправду оказалась сестрой верховной королевы, это противоречило бы всем законам вероятности.
— Э, да что ты знаешь о вероятностях! — разочарованно вздохнул Марк. — Со мной случались совпадение и похлестче…
А через два дня его вызвал к себе Ильмарссон. Выглядел главный мастер весьма сурово.
— Мне всё известно о твоём расследовании, — произнёс он, смерив Марка тяжёлым взглядом. — Правда, мастер Алексис ни о чём не догадывается, он думает, что Ульрих Сондерс затеял какой-то розыгрыш. Но я-то сразу разобрался, что к чему. Недавно Андреа Бреневельт рассказала мне, как шутку, что ты подозреваешь её в родстве с королевой Ингой.
— Извините, главный мастер, — сгорая от стыда, пробормотал Марк. — Я знаю, что поступил неэтично. И готов понести любое наказание.
— Ты уже не мальчик, чтобы я наказывал тебя. У тебя есть своя голова на плечах, и ты должен сам осознать всю безответственность своего поведения.
— Я осознаю, главный мастер. Просто… просто меня одолело любопытство.
Ильмарссон кивнул:
— Прекрасно тебя понимаю, Марк. Это чувство мне тоже знакомо. Любопытство — очень полезная штука, но одновременно и крайне опасная. Ты должен научиться сдерживать себя.
— Больше этого не повторится, — твёрдо пообещал Марк.
— Вопрос не в том, повторится или нет, — сказал главный мастер. — В жизни бывает всякое, и порой даже самым нравственным людям приходится нарушать общепринятые нормы этики и морали. Это, впрочем, не может служить ни оправданием, ни извинением. Такой поступок всё равно остаётся предосудительным, и коль скоро ты решаешься его совершить, то обходись собственными силами, не проси никого о помощи. А для этого ты должен многое уметь — гораздо больше, чем умеешь сейчас. Я не требую от младших учителей университетского диплома; тех знаний, которые ты получил в академии, вполне достаточно, чтобы работать в нашей школе ассистентом. Но если ты желаешь продолжить своё образование и в будущем сдать экзамены на степень бакалавра, я окажу тебе всяческое содействие.