Игры вышнего мира | Страница: 70

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

В саду между деревьями с весёлыми криками носился Феликс, бегая наперегонки с Нильсом и Леопольдом, которые отчаянно поддавались ему. Андреа стояла у каменной ограды и наблюдала за сыном. Её васильковые глаза светились печальной нежностью.

Марк подошёл к ней и нерешительно произнёс:

— Сандра, я…

Но она тут же перебила его:

— Забудь это имя! Я больше не Сандра, теперь я Андреа. Называй меня так, как раньше называл. Договорились?

— Хорошо.

— Дело даже не в том, что надо придерживаться легенды, — продолжала Андреа. — Для меня это уже не легенда, это моя новая жизнь. А Сандра осталась в прошлом. Она была несчастной неудачницей.

— А ты сейчас счастлива? — спросил Марк.

— Настолько, насколько это возможно в моём положении. Для меня главное, что счастлив Феликс… Кстати, — она слегка улыбнулась, — на моём родном языке его имя звучит как «счастливый».

— И почти так же, как «кот», — добавил Марк.

В это самое время мальчик повалился на траву и стал бороться с Нильсом и Леопольдом. Его заливистый смех перемежался с их мяуканьем.

— Инга и мастер Ильмарссон хорошо придумали насчёт Нильса, — заметил Марк. — Ведь, как я понимаю, Феликс нечасто общается со своими сверстниками.

— Реже, чем хотелось бы. Обычно лишь по воскресеньям, когда в Кэр-Магни приезжают крестьяне из соседних деревень и привозят с собой детей. Тогда усадьба превращается в настоящий дурдом. А в остальные дни Феликс довольствуется обществом Нильса — что, в общем, тоже неплохо. Теперь же сюда зачастит и Леопольд… — Тут Андреа помрачнела. — Только бы он не рассказал Владиславу…

— Ты этого не хочешь?

— Нет! — ответила она очень твёрдо. — Совсем не хочу. Ни к чему хорошему это не приведёт. Ведь Феликс до сих пор единственный ребёнок Владислава, и в ближайшие годы у них с Инной вряд ли появятся дети.

— Но почему? — недоуменно произнёс Марк. — Я этого понять не могу.

Андреа хмыкнула:

— Да тут и понимать нечего. Все их дети будут такими же, как они. То есть, получат свою частичку Вселенского Духа — а говоря по-простому, вырастут Великими. И Владислава, и Инну это пугает — особенно Инну. Она панически боится стать прародительницей расы сверхлюдей, которые в будущем подчинят своей власти весь мир. Согласись, не слишком приятная перспектива.

Марк зябко повёл плечами.

— Да, действительно, — сказал он. — Раньше я не задумывался над этим. Но если Инга сумела изъять у Феликса его Вышнюю Сущность…

— Это разные вещи, Марк. Вселенский Дух — феномен иного порядка. И в любом случае, ни у Инны, ни у Владислава рука не поднимется изъять его у собственных детей — и тем самым отнять у них не только могущество, но и перспективы сколь угодно долгой жизни. Вот поставь себя на место Инны или Владислава и подумай: как бы ты объяснил своим детям, что они по твоей воле обречены состариться и умереть, а ты будешь жить и жить — столько, сколько тебе захочется?

— Никак, — признал Марк, представив себе это. — Я просто не смог бы смотреть им в глаза.

— Вот то-то же. А Вышняя Сущность — совсем другое. Лишившись её, Феликс не потерял ничего, кроме тяжёлого и неблагодарного бремени, зато получил шанс прожить нормальную человеческую жизнь. И ради этого я готова смириться с тем, что он не называет меня мамой. Хотя порой мне очень больно слышать от него слово «тётя».

— Но ведь когда-нибудь ты откроешься ему?

— Конечно, откроюсь. Инна обещает, что максимум через пять лет Сущность окончательно трансформируется и утратит способность к воплощению. Тогда больше не будет причин прятать Феликса, и он сможет жить со мной.

— Ты расскажешь ему о Владиславе?

Андреа решительно мотнула головой:

— Ни в коем случае. Феликсу лучше не знать об этом.

— Но всё равно ему нужен отец, — набравшись смелости, произнёс Марк. — У любого ребёнка должен быть отец.

Андреа посмотрела на него долгим взглядом, но ничего не ответила.

Глава 14

Последнюю девочку звали Гражина, ей лишь недавно исполнилось одиннадцать лет. Она была не самой младшей из пятерых — до неё Ларссон с Беном доставили на Бетику восьмилетнюю Ульбахар из далёкого архипелага Форлак. То была самая сложная для них поездка. Как и всех остальных девочек, Ларссон вёз Ульбахар в своём седле; она горько рыдала, звала маму, раз за разом пыталась вырваться, благо хоть её колдовские способности были надёжно заблокированы. Те десять минут, которые им понадобились, чтобы пересечь Перекрёсток миров, растянулись для Ларссона как минимум на целый час.

Зато с Гражиной никаких проблем не возникло. Мужчина и женщина, передавшие девочку Бену и Ларссону, видно, неплохо заботились о ней, и Гражина вела себя вполне адекватно, правда, выглядела несколько угнетённой и в основном молчала, отзываясь только тогда, когда к ней обращались. Что, впрочем, неудивительно — ведь всего лишь неделю назад погибли её родители. Как и у Тары, они были приёмными и тоже чёрными магами, но она об этом понятия не имела. Их убийство было обставлено как несчастный случай при пожаре, в котором полностью сгорел их дом на Грани Видар. А поскольку они были там пришлыми, жили обособленно, не имея ни друзей, ни родственников, то агентам Вышних, которые выдавали себя за чету знатных путешественников, ничего не стоило убедить местные власти отдать под их опеку оставшуюся без семьи, без жилья и без средств к существованию девочку. Сама Гражина не возражала — потрясённая потерей отца и матери, она совершенно не задумывалась, как жить дальше. Ей всё было безразлично…

Полёт через Перекрёсток ничуть не напугал Гражину, а наоборот — заметно расшевелил её и пробудил в ней любопытство.

— Так это Перекрёсток миров? — произнесла она, оглядываясь по сторонам и слегка поёживаясь от холода. — Я слышала о нём. Нам в школе рассказывали, что раньше здесь летали умные драконы. Но наш учитель говорил, что сейчас только кот верховного короля умеет так летать. Он ничего не знал о ваших котах. А много ещё таких?

— Насколько мне известно, больше нет, — сказал Ларссон. — К тому же моя Сибилла сама не умеет идти через Перекрёсток. Её ведёт Ральф.

Гражина посмотрела на Бена с Ральфом, которые неслись сквозь сизый туман чуть впереди.

— А он странный, этот Ральф. Совсем не разговаривает, только мяукает. Сначала я даже подумала, что он кошка.

— Он просто молчун, — коротко ответил Ларссон, не желая говорить о врождённом изъяне Ральфа. — Ты как себя чувствуешь, нормально?

— Да, только холодно, — сказала она, крепче прижавшись к нему. — Хоть и не так сильно, как в «шахте».

— Где? — не сразу понял Ларссон. Они общались на коруальском языке, которым девочка владела довольно неплохо, хотя порой путалась в словах. — А, имеешь в виду «колодец». Так ты уже бывала в нём?