Некоторое время мы растерянно смотрели друг на друга. В глазах Анн-Мари застыла боль и тоска. А ещё неудовлетворённая жажда нежности и ласки…
— Ты обращалась к врачам? — наконец спросил я.
— Да, и не раз. Никаких отклонений у меня не находили. И физически, и психически я полностью здорова. Мои проблемы лежат вне медицинской плоскости. Просто мне нужен… определённый мужчина. Один-единственный на свете. К сожалению, это не ты. Извини, пожалуйста.
«Будь ты проклят, Арчибальд!» — в сердцах подумал я.
Анн-Мари повернулась к столу и взяла пачку сигарет.
— Ладно, — сказала она ровным голосом. — Сегодня твоя очередь первым принимать душ. Ступай, а я пока выкурю свою последнюю сигарету.
Уныло склонив голову, я вышел из кабинета.
Понедельник никаких известий не принёс. Зато во вторник в сводках новостей проскользнуло упоминание о том, что шестнадцатилетняя цесаревна Наталья Александровна, младшая дочь государя Александра Михайловича, посетила несколько пригородных школ-интернатов, в том числе и тот, где училась Эстер. Целью этих визитов было пополнение штата принцессы новыми фрейлинами, каковых по традиции отбирали среди девочек-сирот. В отличие от царских отпрысков мужского пола, которые учились в обычной школе (ну, не совсем в обычной, а в самой лучшей, элитарной), государевы дочери проходили школьную программу в специальном придворном лицее, где компанию им составляли сверстницы-фрейлины. Собственно, это и было их главной обязанностью — учиться вместе с цесаревнами.
Уже на следующий день, в среду, три девочки получили официальное приглашение Двора занять должность фрейлин принцессы Натальи. Среди них оказалась и Эстер, а две другие избранницы были родом с Аррана и Эсперансы. Большинство обозревателей истолковали такой выбор, как символический жест доброй воли по отношению к переселенцам, свидетельство того, что верховная власть Новороссии признаёт их полноправными гражданами планеты.
Собственно, так оно и было. Как поведала мне Рашель со слов Олега Рахманова, Павел просто подкинул эту идею сестре, та сразу ухватилась за неё, а со стороны родителей никаких возражений не последовало. Остальное было уже делом техники. Вездесущий Сергей Иванов по прозвищу Вейдер позаботился о том, чтобы интернат Эстер попал в список тех, которые должна была посетить принцесса, а дальше всё случилось само собой, и Павлу даже не пришлось вмешиваться, чтобы склонить сестру к нужному решению. Внешность Эстер, её общительность и острый ум произвели на цесаревну благоприятное впечатление, и она сама, без подсказки брата, остановила на ней свой выбор.
А уже в четверг начались осторожные контакты цесаревича с нашей разведкой. Как мы и предполагали, он сразу дал понять, что не намерен танцевать под нашу дудку, а согласен сотрудничать лишь на равных. Чувствуя за собой внушительную поддержку в лице молодёжной организации, ухитрившейся опутать своими сетями всю Новороссию и даже установившей контроль над царской охранкой, Павел вполне мог позволить себе диктовать нам свои условия, а у нас не оставалось другого выхода, как признать за ним это право. Помимо него, нам больше не на кого было делать ставку — он был единственным сыном царя, сам государь, его отец, на поверку оказался слабым, безвольным человеком, вконец запуганным чужаками, а дядя и того хуже — вовсю лоббировал интересы могущественной финансово-промышленной группы, которая с потрохами продалась альвам. Рассчитывать же на то, что народ, веками привыкший жить под царской властью, с воодушевлением воспримет свержение монархии, было бы по меньшей мере наивно.
Время шло своим чередом. Переговоры нашего командования с принцем Павлом продвигались успешно, а его соратники, судя по их поведению, ни о чём не догадывались. Они поверили, что цесаревич влюбился в Эстер, и, надо сказать, имели для этого все основания, поскольку между молодыми людьми действительно завязался роман, слухи о котором быстро проникли за пределы дворца и вскоре облетели всю планету. В большинстве своём народ отнёсся к ним со спокойным пониманием и лёгкой иронией — в свои неполные восемнадцать Павел уже прослыл весьма любвеобильным юношей, а его страсть к рыжеволосым девушкам была общеизвестна. Правда, некоторые особо правоверные или истово православные граждане Новороссии выказывали неудовольствие тем, что новой пассией их наследного принца стала еврейка, но таковых, к счастью, было совсем немного.
А у Рашели на сей счёт сложилось вполне определённое мнение, которое она не замедлила сообщить мне, как только ей стало известно об отношениях между Павлом и Эстер.
— Адмирал Дюбарри чёртов сводник! — сказала дочь. — Он с самого начала планировал это. Только не говори, что ты ничего не знал. Конечно, знал. Ещё бы — такое великолепное прикрытие! А на чувства бедняжки Эстер всем наплевать.
— Но, солнышко, — смущённо возразил я, — ведь никто её не принуждал. Она сама, по собственной инициативе…
— Нет, по велению долга! Она не дурочка, она сразу поняла, что от неё требуется.
— Почему ты так думаешь? А вдруг Эстер влюбилась в него? Вот ты… — Я на секунду замялся. — Тебе же нравится Олег Рахманов. Нравится не потому, что тебе поручили работать с ним, а просто нравится. И ты проводишь с ним много времени вовсе не по велению долга.
— Ну, допустим. — Рашель дерзко посмотрела мне в глаза. — Но я не спешу заваливаться с ним в постель. Или заниматься этим в любом другом месте. Хотя кое-кто, не буду называть имена, настойчиво советовал мне быть более уступчивой.
Дочка вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Мне не составило труда догадаться, кем был упомянутый Рашелью «кое-кто», и я твёрдо постановил надрать этому наглому мальчишке уши. После выполнения задания, конечно, когда он уже не будет моим подчинённым…
А на исходе пятой недели нашего пребывания на Новороссии мне стало известно, что на планету вернулся альв Григорий Шелестов.
Наша встреча состоялась там же, где и в предыдущий раз. Альв посадил свой двухместный флайер на пустынную стоянку возле безлюдной аллеи, я забрался в салон с правой стороны и сел в свободное пассажирское кресло. Мы поздоровались.
— Я выяснил, о чём ты просил, Стефан, — сразу перешёл к делу Шелестов. — Ваши руководители были правы: мы не изобретали кварковых бомб, а получили их от людей.
В его голосе прозвучали странные нотки — то ли облегчения от того, что всё обошлось, то ли сожаления, что альвы оказались неспособными повторить наше открытие. Скорее всего, и того и другого было поровну.
— Ты сказал «бомбы», — произнёс я. — Это значит, что вам дали уже готовое оружие, а не технологию?
— Совершенно верно, — подтвердил мой собеседник. — Три полностью смонтированных устройства с подробной инструкцией их применения. Одно из них было испытано в шаровом скоплении IC 4499. Второе наши попытались разобрать, чтобы изучить его конструкцию. Нас, конечно, предупредили, что этого делать нельзя, поставили в известность, что в таком случае бомба взорвётся, но наше правительство решило рискнуть. В результате произошёл термоядерный взрыв, мы потеряли весь персонал временной исследовательской базы — несколько десятков высококлассных учёных и инженеров, а также около двух тысяч технических работников и военных.