— Имею честь кланяться, — ласково приветствовал ее Куколка. — Как ваше здоровье, дорогая Анна Матвеевна?
— Здравствуй, здравствуй, голубчик! — благосклонно кивнула ему головой нянька. — Какое там наше старушечье здоровье. С ногами что-то нехорошо. Не то ревматизм, не то что другое.
— Муравьиным спиртом советую натереть, — авторитетно посоветовал Куколка.
— Как приятно видеть, — тонко усмехаясь, сказал Меценат, — сочетание в одном лице Эскулапа с Аполлоном. Куколка, будем пить коньяк?
— Я… собственно, не пью…
— Но выпьете. Выпьем за появление на свет нового поэта, большой успех которого я провижу духовными очами!
— О, как вы все добры ко мне! — чуть не со слезами воскликнул Куколка, поворачиваясь во все стороны. — О, какая сладкая вещь — дружба!
— То-то и оно! Кальвия Криспинилловна — распорядитесь.
— Какая я тебе Кальвия, — огрызнулась старуха. — И что это за человек? В морщинах весь, а ругается.
— Да морщины-то, может, и породили во мне скепсис, мамаша. Будь я такой красавчик, как Куколка… О-о! Тогда бы я покорил весь мир.
Когда на столе появился коньяк и закуска, Мотылек первую рюмку выпил за успех Куколки.
— Куколка! — воскликнул Кузя. — Хотите, я научу вас играть в шахматы? Это разовьет точность мысли и способность к комбинациям, что никогда не помешает такому поэту, как вы.
— Да ведь я уже играю в шахматы, — с сияющей улыбкой признался Куколка. — Только плохо.
— Знаем мы, как вы плохо играете.
Новакович дружески посоветовал:
— Куколка, раз вы теперь входите в известность — вам бы сняться нужно. Будете дарить поклонникам свои портреты.
— Да я уже и снялся. Позавчера. У Буассона и Эглер. Они обещали, что портреты будут превосходные.
Все значительно переглянулись, а Меценат одобрил:
— Молодец. Не зевает. Действительно, надо ковать железо, пока горячо. Фрак бы вам тоже нужно. Для публичных выступлений.
— Вчера заказал у Анри. Хороший будет фрак.
— Ну и Куколка же! Вот голова! Обо всем подумал.
— Я и книжку своих стихов собрал, — застенчиво признался Куколка. — Вдруг найдется издатель, ан книжка уже и готова.
— Что это за человек, — чуть не захлебнулся коньяком Мотылек. — Только что-нибудь подумаешь, а он уже все предвидел и все сделал. В одном теле и Аполлон и Наполеон.
— Господа, — воскликнул Меценат. — Я предлагаю устроить пышный праздник коронования Куколки в поэты! Устроим это у меня, и тогда можно будет пригласить и Яблоньку. Я сначала думал снять отдельный кабинет в какой-нибудь таверне, но в таверну Яблонька не пойдет.
— Праздник с Яблонькой?! — пришел в восторг Кузя. — Да это же будет великолепно!
— Кто это — Яблонька? — с любопытством спросил Куколка.
Новакович заметно удивился:
— Яблонька-то? Если вы не знаете Яблоньки — вам не знакома подлинная красота мира, вы не поймете по-настоящему смысла в шелесте изумрудной травы, вы не поймете музыки журчания лесного ручья, пения птицы и стрекотания кузнечика — одним словом, в Яблоньке вся красота мира видимого и невидимого…
— Послушайте, Новакович, — радостно сказал Куколка, — да ведь вы тоже поэт!
Раздался общий смех, который окрасил мужественные ланиты Новаковича в ярко-багровый цвет. Он смущенно пробормотал:
— Не обращайте на них внимания, Куколка. Они бывают иногда утомительно глупы. Они ничего не знают.
— Нет, мы многое знаем. Я, например, знаю способ, с помощью которого физическое напряжение мускулов путем перегонки превращается в букет дорогих, привозимых из Ниццы белых роз и гвоздик!
— Кузя! На шкаф посажу!
— Ты меня можешь засунуть даже в карман… Но тогда у тебя в кармане, как говорил один древний мудрец, будет больше ума, чем в голове!
Меценат заинтересовался:
— Да как же это можно, Кузя: перегонять человеческую мускульную силу в цветы?
— Ах, вы не знаете, Меценат? А как вы назовете это, если человек вопреки своим спортивным принципам напяливает на голову черную маску, поступает инкогнито в цирковой чемпионат, кладет на лопатки несколько идиотов, получает за это деньги и вместо того, чтобы сшить себе новый костюм, посылает Яблоньке букет роскошных белых роз в день ее рождения?! Так сказать: цветок цветку.
Новакович сидел, опустив голову, угрюмый, совершенно раздавленный ядовитым рассказом Кузи.
Меценат внимательно глядел на Новаковича и вдруг покачал своей мудрой беспутной седеющей головой. В глазах его на один миг мелькнула чисто отеческая ласка.
— Телохранитель! Я и не знал о твоих подвигах на арене! На кой черт ты это сделал? Превосходно мог бы взять деньги у меня. Тем более — для Яблоньки.
— Вы знаете, Меценат, — тихо сказал Новакович, — я залезаю в ваш карман без всякой церемонии слишком часто и знаю, что вы выше этих пустяков, но я хотел сделать Яблоньке приятное на собственные заработанные деньги.
Кузя захихикал:
– Как заработанные? Как? На этих белоснежных лепестках сверкала не роса, а капли борцовского пота, выдавленного из несчастных «чемпионов Африки и Европы» твоими медвежьими нельсонами…
— Кузя! Ты можешь об этом больше не говорить? — нахмурясь, сказал Новакович.
— И верно! — увесисто подкрепил Меценат. — Где замешана Яблонька — клевреты должны безмолвствовать.
Кузя вдруг завопил:
— Шапки долой перед святой красотой!! Телохранитель, я люблю тебя.
— Я был бы счастлив познакомиться с этой достойной девицей, — жеманно заявил Куколка.
— Я думаю! Губа-то у вас не дура. Я того мнения, Меценат, что Яблонька должна короновать нашего поэта собственными руками… А?
— Конечно, впрочем, я выработаю подробный ритуал всего празднества. Куколка! Куда же вы?
— А мне нужно спешить… Я должен обработать одно мое стихотворение…
— Неужели такое же, как о старушке в избушке?! — восторженно ахнул Кузя.
— Нет, в другом роде. Однако неужели, господа, вам так понравилась «Печаль старушки»?
— О, это вещь высокого напряжения. То, что немцы называют: «Шлягер»! Я ее недавно декламировал в одном доме — так все чуть с ума не сошли!
— Ей-богу? — расцвел Куколка. — И за что вы все так меня любите, не понимаю!
— За талант, батенька, исключительно за талант! За редким растением и уход особенный.
— Спасибо. Хотите, я свои новые стихи посвящу вам?
— О, достоин ли я такой чести, — сказал Кузя таким жалобно-уничижительным тоном, что Новакович отвернулся и прыснул в кулак.