— Покорно благодарю, — сухо говорит Дженис.
Не без чувства вины он старается прикинуть, сколько уже ночей не удовлетворял ее. В эти июльские вечера хочется выпить лишнюю кружку пива, глядя на то, как сражаются «Филадельфийцы», ну и потом в постели чувствуешь жуткую усталость, мечтаешь лежать пластом и начинаешь понимать, почему мужчины охотно готовы умереть, перейти в вечный покой, который избавит их от необходимости что-то вытворять. Когда он несколько дней не притрагивается к Дженис, она начинает отчаянно размахивать руками, и память о том, как он кончает, только усугубляет ее истеричность.
— Так когда же? — спрашивает она.
— Когда хочешь. Как Мелани работает в эту неделю?
— А какое это имеет отношение к Чарли?
— А такое — чтобы он мог с ней познакомиться как надо. Я водил его обедать в этот «Блинный дом», и, хоть она старалась быть приветливой, ее раздирали на части, и знакомства не получилось.
— Что значит «не получилось»?
— Не донимай меня — сегодня так чертовски сыро. Я все думаю предложить мамаше купить пополам новый кондиционер, я читал, что марка «Фридрих» самая лучшая. А под «не получилось» я имел в виду, что обычные человеческие отношения не установились. Чарли без конца донимает меня не слишком приятными вопросами про Нельсона.
— Какими, например? Какие Нельсон может вызвать неприятные вопросы?
— Ну, к примеру, собирается ли он возвращаться в колледж и почему он то и дело появляется в магазине.
— А почему он не должен появляться в магазине? Это как-никак магазин его деда. Да и потом, Нельсон всегда любил машины.
— Во всяком случае, любил на них раскатывать. «Мустанг» стал дребезжать еще сильнее. Ты не заметила?
— Не заметила, — отрезает Дженис, подливая себе кампари. Решив сократить потребление спиртного, она поставила себе за правило летом пить кампари с содовой, вот только содовую она забывает подливать. — Он привык к ровным дорогам Огайо, — добавляет она.
В Кенте Нельсон купил у одного студента-выпускника старый «сандерберд», а когда надумал ехать в Колорадо, продал его за полцены. Вспомнив о таком беспардонном отношении к родителям, Кролик почувствовал, что сейчас задохнется. Он говорит жене:
— У них там тоже предельная скорость пятьдесят пять миль в час. Несчастная страна пытается экономить бензин, чтобы арабы не превратили наши доллары в гроши, а этот твой крошка делает пятьдесят пять миль в час на второй скорости.
Дженис понимает, что он хочет вывести ее из себя, и стремительно, точно в ней повернули выключатель — совсем как в ускоренной съемке, — поворачивается к нему спиной и устремляется в столовую к телефону.
— Я приглашу его на будущую неделю, — говорит она. — Если ты после этого станешь меньше ко мне цепляться.
Чарли всегда приносит цветы — на этот раз в зеленом бумажном конусе, который он вручает мамаше Спрингер. Он столько лет гнул спину перед Спрингером, что знает, как ублажить его вдову. Бесси принимает цветы почти без улыбки: она ведь из Кернеров и никогда не одобряла того, что Фред нанял грека, тем более что ее предубеждение оправдалось, когда Чарли завел роман с Дженис, имевший такие ужасные последствия, да еще в такое время, когда американцы высадились на Луну. А ведь на Луну люди не так часто отправляются.
Цветы развернуты — это оказались розы, бархатные, как шкура арабского скакуна. Дженис, воркуя, ставит их в вазу. Она принарядилась — надела кокетливое летнее платье в маргаритках, обнажающее ее загорелые плечи, и из-за жары уложила длинные волосы в высокую прическу, чтобы напомнить всем, какая у нее стройная шея, и одновременно показать золотое ожерелье из крошечных чешуек, которое Гарри подарил ей к двадцатилетию свадьбы три года тому назад. Заплатил он тогда за него девятьсот долларов, а сейчас оно стоит, наверное, тысячи полторы — золото до чертиков подорожало. Дженис приближает лицо к Чарли и целует его — не в щеку, а в губы, таким путем дает знать тем, кто наблюдает за ними, что эти два тела сливались воедино.
— Чарли, ты слишком похудел, — говорит Дженис. — Ты что, совсем не ешь?
— Уминаю за обе щеки, Джен, но к костям почему-то ничего не прилипает. А ты вот выглядишь здорово.
— Мелани всех нас заставила следить за здоровьем. Правда, мам? Проросшее зерно, и побеги люцерны, и чего только не напридумывала. Йогурт.
— Честное слово, я чувствую себя лучше, — изрекает Бесси. — Только не знаю отчего — то ли от пищи, то ли оттого, что в доме стало больше жизни.
Тупые пальца Чарли продолжают лежать на загорелой руке Дженис. Кролику это кажется таким же естественным, как любое явление природы — японский жук на листке или два сучочка, сцепившиеся на ветру. Потом он вспоминает — если брать совсем уж глубоко, — какое ощущение рождает любовь, когда всем естеством чувствуешь нечто огромное, словно сталкиваются планеты.
— Мы все слишком много едим сахара и соли, — раздается радостный звонкий голосок Мелани, кажется, он никак не связан с нашей грешной землей, словно нежданная благодать, снизошедшая свыше.
Чарли резко снимает руку с локтя Дженис — он, точно воин, стоит по стойке «смирно»; его профиль в полумраке этой комнаты, через которую непременно проходят все гости, блестит — низкий лоб, выпирающая челюсть, на обтянутых кожей скулах ходят желваки. Он выглядит моложе, чем в магазине, — возможно потому, что здесь хуже свет.
— Мелани, — говорит Гарри, — помнишь Чарли — мы еще с ним обедали у тебя на днях, да?
— Конечно. Он ел грибы и каперсы.
— Луковички, — поправляет Чарли, все еще дожидаясь момента, когда можно будет с ней поздороваться.
— Чарли — моя правая рука, хотя он, наверное, сказал бы, что это я его правая. Он продает машины в «Спрингер-моторс» с тех пор, как... — Каламбур не приходит на ум.
— С той поры, когда их еще называли каретами без лошади, — говорит Чарли и пожимает руку Мелани. А Гарри, наблюдая это рукопожатие, удивляется, какая у нее молодая и узкая рука. Мы все так расползаемся. Ноги у старух — это же точно разбухшие батоны хлеба, прочерченные венами, а Мелани, если не считать этого запредельного взгляда, вся такая крепкая, точно плотно связанный носок. Чарли тотчас разворачивает наступление: — Как поживаете, Мелани? Как вам тут у нас нравится?
— Мило, — улыбается она. — Даже своеобразно.
— Гарри говорил мне, что вы дитя Западного побережья.
Она смотрит куда-то вверх, в далекое прошлое — так заводит глаза, что под радужной оболочкой видны белки.
— О да, я родилась в Приморском округе. Мама живет теперь в местечке, которое называется Кармел. Это южнее.
— Я слышал это название, — говорит Чарли. — Оттуда вышло несколько звезд рока.
— Да нет, не думаю... Разве что Джоан Баэз, но она скорее традиционная певица. Мы живем на нашей бывшей даче.