— Что ж, — вздыхает Чарли, — по крайней мере эти черномазые и желтые уже никогда не устроят промышленной революции.
Похоже, черта под разговором подведена, хотя у Гарри такое ощущение, что они оставили за бортом нечто очень существенное, нечто жизнетворное, именуемое энергией. Правда, в последнее время он стал замечать, что как в частных беседах, так даже и по телевидению, где людям ведь платят за то, что они говорят, многие темы довольно быстро иссякают, исчерпываются, словно в этом полушарии все уже сказано. В своей духовной жизни Кролик тоже замечает гораздо больше пустот, чем было раньше, — прогалины растраченных клеток серого вещества, откуда раньше шли сигналы вожделения, смелых взлетов фантазии и страха с расширенными зрачками; к примеру, он засыпает теперь мгновенно, так сказать, не успев донести голову до подушки. Раньше он никогда не понимал этого выражения. Но ведь раньше у него и голова была другая. Раньше, к примеру, он мог ходить без шляпы, а теперь стоит подуть прохладному ветру, как он ее надевает. Крыша его прохудилась — стал проникать свет звезд.
У нас есть то, что вам надо! — возвещает большой бумажный плакат, висящий в витрине демонстрационного зала в полном соответствии с кампанией, которую ведет по телевидению фирма «Тойота». Плакат перерезает послеполуденное солнце, которое придает демонстрационному залу вид затененного аквариума или огромного затонувшего судна, где две «короны» и пронзительно-зеленая «королла-универсал» ждут, когда их купят, переправят по воздуху на другую сторону стеклянной стены и благополучно опустят на площадку для машин, а там выведут на шоссе 111 и в асфальтовый мир за ним.
Из этого мира выруливает машина — приземистый старый «кантри-сквайр-универсал» 1971 или 1972 года выпуска, весь побитый, со смятым и наполовину выправленным крылом, однако покрытый еще не покрашенным рыжим слоем грунтовки против ржавчины. Из машины выходит юная пара: девочка, молочно-белая, с голыми ногами, усиленно моргает на солнце, а парень к солнцу привык — кожа у него загрубелая, красная, джинсы в красной глине здешних краев стоят колом. На хромированном багажнике машины надстроена клеть из неструганых досок, а с того места, где стоит Кролик, выдаваясь пузом вперед, он видит, как пострадала обшивка стен и сидений «универсала» оттого, что фермер пользовался им вместо грузовика.
— Деревенщина, — бросает Чарли со своего места за столиком.
Пара входит в помещение застенчиво — два жалких длинных зверя, принюхивающихся к охлажденному кондиционером воздуху.
Почувствовав, одному Богу известно почему, желание покровительствовать им, несмотря на ехидное замечание Чарли, Гарри направляется к молодым людям и первым делом бросает взгляд на руку девушки, проверяя, есть ли на ней обручальное кольцо. Кольца нет, но теперь это не имеет такого значения, как прежде. Молодые люди живут вместе — и все. На его взгляд, девушке лет девятнадцать-двадцать, парень постарше, того же возраста, что и сын Кролика.
— Чем могу служить, молодежь?
Парень отбрасывает назад волосы, открывая низкий белый лоб. Его задубелое от солнца лицо такое широкое, что кажется, будто он улыбается, даже когда и не думает улыбаться.
— Мы заглянули так, посмотреть.
Произношение выдает в нем обитателя южной части округа — меньше резких звуков, свойственных немецкому языку, чем на севере, где кирпичные церкви вздымают в небо острые шпили, а дома и сараи сложены из известняка, не из песчаника. Гарри предполагает, что они, видно, собираются бросить ферму и перебраться в город, где не придется больше таскать столбы для забора, и скирды сена, и тыквы, и все то, что эта несчастная колымага вынуждена перевозить. Найти себе крышу над головой, пристроиться на работу и раскатывать в маленькой «королле». У нас есть то, что вам надо. Вполне возможно, что парень просто приехал поразведать цены для отца и прихватил с собой подружку, или, может, это вовсе и не подружка, а сестра или первая встречная, которую он подвез. Есть в ней что-то отдающее панелью. То, как ее пышное тело распирает тесную одежду — выцветшие полотняные шорты и малиновый, в огурцах, бюстгальтер. Блестящая, чуть присыпанная веснушками кожа на плечах и руках и рыжевато-каштановая, с выцветшими на солнце прядями буйная грива, небрежно стянутая сзади. Где-то внутри звякнул давно похороненный колокольчик. У нее голубые, глубоко сидящие глаза, и она молчит, как и положено деревенской девчонке, привыкшей к тому, что мужчины говорят, а она помалкивает, храня, посасывая, свою горько-сладкую тайну. Никак не вяжущиеся с ее обликом туфли для дискотеки на высокой пробковой танкетке, с ремешками вокруг щиколоток. Розовые пальцы, накрашенные ногти. Эта девчонка с этим парнем не задержится. Кролику хочется, чтобы это было так: ему кажется, что он уже чувствует, как ток сам собою бежит от нее к нему, хотя она по-прежнему стоит как вкопанная. Он чувствует, что ей хочется спрятаться от него, но слишком она для этого большая и белая, слишком в ней вдруг ощутилась женщина, почти обнаженная. Туфли удлиняют ей ноги; она выше среднего роста и вообще не толстая, а скорее полноватая, особенно в талии. Верхняя губа ее нависает над нижней, слегка припухшая, словно ее вытянули. У нее вообще такое тело, что стоит ударить — и оно пойдет синяками. Кролику хочется защитить девочку; он перестает буравить ее взглядом — и так он слишком долго на нее смотрел — и поворачивается к парню.
— Это «королла», — говорит Гарри, хлопая рукой по оранжевой жестянке. — Модель с двумя дверцами, стоимостью от трех тысяч девятисот, на шоссе расходует галлон бензина на сорок миль, а в городе — галлон на двадцать — двадцать пять миль. Я знаю, если судить по рекламе, некоторые другие марки тратят меньше, но, поверьте, сегодня в Америке вы не купите ничего лучше этого драндулета. Почитайте «К сведению потребителей», апрельский номер. А что до обслуживания и ремонта, то в первые четыре года условия куда лучше существующих в среднем. Да и кто в наши дни и в наше время держит машину дольше четырех лет? Через четыре года, если дело так пойдет, мы, может, все на велосипеды сядем. Ну а у этой машины — четырехскоростная синхронная трансмиссия, транзисторная система зажигания, передние дисковые гидравлические тормоза, виниловые откидывающиеся кресла, запирающаяся крышка бензобака. Это особенно важно. Вы не заметили, что в последнее время ни в одном магазине по продаже автомобильных частей нет сифонов? Сифона в Бруэре нынче не купишь ни за какие деньги — угадайте почему? На днях из старого «крайслера» моей тещи, который стоял в Маунт-Джадже у парикмахерской, выкачали весь бензин, а она и ездит-то в своей колымаге разве что в церковь. Люди черт-те что себе позволяют. Читали сегодня утром в газетах, что Картер собирается отобрать бензин у фермеров и дать его грузовикам? Приставляет пистолет к виску, а?
— Я не видел газет, — говорит мальчишка.
Он стоит на земле так прочно, что Гарри вынужден сжаться и протиснуться позади него, чтобы не опрокинуть картонную фигуру счастливой покупательницы с собачкой и пакетами и хлопнуть по ядовито-зеленой машине.
— Ну а если вы хотите сменить свой старый «универсал» — это же настоящая древность — на другой, почти такой же вместительный, но потребляющий вдвое меньше бензина, то вот этот «СР-5» — великолепная машина: пять скоростей, с ускоряющейся передачей, что действительно экономит топливо на больших расстояниях, и складные сиденья сзади, что позволяет посадить там одного пассажира, а сбоку остается еще место, чтобы положить клюшку для гольфа, или столбы для забора, или что хотите. Право, не знаю, почему Детройт до этого не додумался — это я насчет складного сиденья. Нас считают автомобильным раем, а все идеи приходят к нам от иностранцев. Хотите знать мое мнение — Детройт всех нас подвел, все двести миллионов. Я бы с радостью продавал наши американские машины, но, между нами говоря, они просто барахло. Жестянки. Одна видимость.