— Ш-ш-ш.
Пру говорит:
— Дженис повезла Нельсона в клуб, а то у некоторых дам не хватает пары для тенниса, а потом они, по-моему, собирались поехать по магазинам, чтобы купить ему костюм.
— Мне казалось, он уже покупал себе костюм этим летом.
— То был деловой костюм. А для свадьбы, они считают, ему нужна тройка.
— Господи, свадьба! А как тебе нравятся ваши собеседования с Как-Его-Там?
— Мне это безразлично. А Нельсон лезет от них на стенку.
— Он это говорит специально, чтобы позлить свою бабушку, — изрекает мамаша Спрингер, слегка поворачиваясь, чтобы ее услышали, несмотря на подголовник. — А я считаю, что это ему очень даже на пользу.
Ни одна из женщин не замечает, как отвисли карманы его пальто, хотя у него такое чувство, точно там лежат бычьи яйца. Ему нужна Дженис. Он идет наверх и засовывает два компактных, чистеньких цилиндрика в глубь ящика ночного столика, где он держит запасные очки и резиновую насадку на пластмассовой ручке, которой надо массировать десны, чтобы не попасть в руки зубного врача, а также затычки из розового воска, которые он иногда сует в уши, если чем-то взвинчен и не может отключиться от шума в доме. В этом же ящике он обычно держал презервативы в тот период, когда Дженис решила, что таблетки ей вредны, а потом отправилась и перевязала себе трубы, но это было давно, и Кролик все презервативы выбросил, целую цинковую коробку, после того как ему показалось, поскольку крышка была неплотно закрыта, — а возможно, он это вообразил, — что Нельсон или кто-то еще лазал в коробку и вытащил оттуда парочку презервативов. Примерно в это время ему начало казаться, что им тесно жить с парнем. Пока Нельсона ничто не интересовало, кроме статистики бейсбола, или игры на гитаре, или даже пластинок рока, который грохотал, проникая сквозь все фибры дома, его пребывание в комнате в глубине коридора мешало не больше, чем воспоминание о собственном детстве Кролика, сохранившееся в анналах его мозга, но когда начались гормоны, и девушки, и машины, и пиво, тут Гарри захотелось перестать быть отцом. Два видения определили его отношение к мужчинам, происходящим от мужчин. Когда ему было лет двенадцать или тринадцать, он вошел в спальню родителей в том доме на Джексон-роуд, не ожидая застать отца дома, и увидел старика, стоявшего перед письменным столом в одних носках и нижней рубашке и рывшегося в ящике в поисках трусов — боксерских трусов, которые всегда казались Гарри такими унылыми и нелепыми, и перед ним был голый зад отца, белые, обвислые ягодицы без волос, безгласная беспомощная плоть, которая раз в день выдавливала из себя экскременты, а остальное время висела, как неглаженое белье; и второе видение явилось ему, когда Нельсон был примерно того же возраста, возможно, на год старше, так как они уже жили в этом доме, а они переехали сюда, когда мальчишке было тринадцать лет, и Гарри вошел в ванную, не предполагая увидеть там Нельсона, как раз выходившего из-под душа: он увидел волосню и, хотя тело мальчика было все еще стройным, тяжелый овал мужского по величине члена, не обрезанного, как у Кролика, и, возможно, поэтому выглядевшего таким грубым и большим. Большущим. Это было за много лет до того, как у него украли презервативы. Ящик застрял и трещит, и Гарри, стараясь задвинуть его, слышит, что вернулись Дженис и Нельсон: по всему нижнему этажу разносятся их рассказы о достижениях в теннисе и новостях из широкого мира. Гарри хочется приберечь свою новость для Дженис. Сразить ее. Ящик неожиданно закрылся, и Гарри улыбается, представляя себе, как она удивится при виде его драгоценного, сверкающего, тяжелого, как свинец, секрета.
Как это бывает со многими событиями, которые мы рисуем себе в воображении, все получается не так, как представлялось. Гарри и Дженис поднимаются наверх гораздо позднее обычного, оба расстроенные и взвинченные. Ужинать пришлось рано, потому что Нельсон и Пру должны были ехать к Манной Каше, как они прозвали Кэмпбелла, на третье собеседование. Вернулись они около половины десятого, причем Нельсон так кипел, что пришлось снова откупорить вино, которое подавали к ужину, а он с банкой пива в руке изображал, как молодой священник долбил церковные заповеди, влезая в их интимную жизнь.
— Он все твердит, что церковь — это Хри-истова н-невеста. Мне так и хотелось спросить его: «А вы чья будете невеста?»
— Нельсон, — остановила его Дженис, бросив взгляд в направлении кухни, где ее мать готовила себе овальтин.
— Я хочу сказать, это непристойно, — не отступал Нельсон. — Чем он занимается — трахает церковь через зад?
Гарри заметил, что Пру рассмеялась. Нельсон тоже ее так трахает? Это, пожалуй, последнее, что еще не вошло у деток в обиход, а в журналах нынче об этом только и разговору, есть такой фильм «Шампунь», где Джуди Кристи, с которой связано представление о костюмных драмах и дамах в чепцах, вдруг прямо с экрана заявляет, что она хочет пососать Уоррена Битти, и фильм не помечен даже звездочкой, это самый обычный фильм, и его смотрят все эти юнцы и девчонки, что сидят, так мило держась за руки, точно это повторный показ «Парохода» с Кэтрин Грэйсон и Говардом Килом, и девчонки смеются вместе с мальчишками. Длинное безгласное тело Пру не рассказывает, чем она занимается, этого не произносят и ее бледные губы, которые выглядят такими сухими и сморщенными — должно быть, она научилась так поджимать их на курсах для секретарш. «В постели ей равных нет», — сказал ему в свое время Нельсон.
— Извини, мам, но он, право же, выводит меня из себя. Он заставляет меня говорить то, во что я не верю, а потом ухмыляется и веселится, точно все это дурацкая шутка. Бабуля, и как только ты и все прочие пожилые дамы можете его выносить?
Бесси вышла из кухни с кружкой горячего овальтина, на которую она смотрит не сводя глаз, волосы ее, уложенные на ночь в сетку, словно приклеены к черепу.
— Что ж, — говорит она, — он лучше некоторых и хуже других. По крайней мере он не душит нас всех ладаном, как тот, который стал потом православным священником. И он хорошо потрудился, заставив твердолобых принять новую форму. Мой язык до сих пор с трудом произносит слова некоторых ответов.
— Он, по-моему, очень гордится тем, что по новым правилам не обязательно «повиноваться», — заметила Пру.
— А люди никогда и не повиновались, поэтому, я думаю, это вполне можно было исключить, — заявила мамаша.
Дженис вроде решила сама наставить Нельсона:
— Право же, Нельсон, ты не должен так противиться. Кэмпбелл весь наизнанку вывернулся, чтобы обвенчать вас в церкви, и мне кажется, судя по тому, как он себя ведет, он искренне хорошо к вам расположен. Он действительно понимает молодых людей.
— Вот как, — говорит Нельсон достаточно тихо, чтобы мамаша Спрингер не могла расслышать, и, подражая Кэмпбеллу, громко добавляет: — Дорогие матушка и батюшка такие дремучие. Это же чудо, что я вообще сюда попал. Я это говорю на случай, если вы удивляетесь, почему я выгляжу таким грибом поганкой.
— Не следует винить людей в том, как они выглядят, — сказала Дженис.