«Да будет целью солдатской амбиции точная пригонка амуниции». Все он же, К. Прутков.
— Ну как? — спросил Чен, критически оглядев Шинкарева.
— Нормально.
— Раз нормально, давай ужинать.
На ужин давали рис со свининой, приправленный тушеными овощами; на десерт — бутылка холодной минеральной воды, бананы.
— Вот какое дело, Эндрю, — начал Чен, утолив первый голод. — В ближайшее время назначена атака на перевал, занятый мусульманами. Ключевую роль будут играть два батальона — Первый и Второй ударно-штурмовые.
— То есть китайский и русский?
— Именно. Действовать они должны с разных сторон, но скоординированно, а в определенное время и в определенном месте — встретиться. Понятно?
— Чего тут не понять?
— Хорошо. Для взаимодействия подразделений в бою, как ты знаешь... ты кто, кстати, по званию?
— Капитан.
— Основная воинская специальность?
— Танкист. Только опыта маловато.
— Неважно. Так вот, для взаимодействия в бою используется связь, на которой работают офицеры, хорошо понимающие друг друга и ситуацию в целом. С нашей стороны такой офицер — я. У русских до последнего момента подходящего человека не было. Но теперь он появился.
— То есть я?
— То есть ты. И права на отказ у тебя нет.
«Не спрашивай, какой там редут, а иди, куда поведут!» Не в бровь, а в глаз бьет мыслитель — только искры сыпятся.
И все-таки.
— А почему это — нет? Вот возьму, да откажусь. Я не «дикий гусь», контрактов с вами не подписывал.
— Положение серьезное, Эндрю, почти критическое. В таких условиях возиться с тобой нет ни времени, ни возможностей. А знаешь ты много. Поверь, специально тебя никто не подставлял, так что-либо ты действуешь с нами, либо — сам понимаешь...
«Закон — тайга! Вот так и кончится курьерская дорожка. А с другой стороны, можно и поторговаться, в такой-то ситуации. Скажем, по поводу Крысы. Только не сейчас».
— Ну что, вопросы есть? — спросил Чен.
— Нет вопросов, товарищ капитан...
— Господин капитан. Да ты ешь, ешь! Вкусно?
— Неплохо, — похвалил Шинкарев. — Про отказ-то я понял. Но тогда хотелось бы пораньше попасть в батальон, познакомиться с командиром и вообще. Кто там командир?
— Командир русский, точнее... не знаю, сам разберешься. Офицер он храбрый и грамотный. Скажи, ты хорошо выспался? Никто тебя не беспокоил? — при этом Чен внимательно посмотрел в глаза Андрею.
— Хорошо, — пожал плечами тот. — А почему ты спрашиваешь?
— Потому, что этой ночью тебе спать не придется. Забирай ствол и пошли.
Внезапно фургон вздрогнул. Недалеко стали бить минометы, отрывисто и сухо. Снаружи стрельба слышалась яснее, работали тяжелые гаубицы. Андрей напряженно вслушался: похоже, работали 155-миллиметровые американские самоходки М109. За лесом вспыхивали яркие полосы реактивных снарядов, уходившие в сторону темной горы. Высоко на склоне разгорелось пламя, на его фоне замелькали крошечные силуэты деревьев.
В непроглядной темноте одновременно с разрывающим уши грохотом возник ослепительно-белый круг, обведенный желто-красным сиянием. В центре на мгновение появились черные силуэты массивной пушки и нескольких людей. Круг пропал, рассыпавшись на искры, затухая на сетчатке зеленым негативом. Чуть ближе темноту прорезали пересекающиеся линии трассеров. В такт частому грохоту выстрелов и звону отлетающих гильз во вспышках мелькали очертания двуствольного 35-миллиметрового «Эрликона».
«Действительно, вооружены неплохо. Что ж тогда воюют хреново? Или не дают хорошо воевать?»
— Стой, кто идет! — окликнул часовой у русского лагеря.
— Офицер связи Первого батальона, к командиру, — ответил Чен. — Где он?
— В радиомодуле.
В лагере было темно, костер и все наружные огни погашены. Между палатками двигались солдаты в полном вооружении. Виднелся свет в одной из палаток, там звучал тихий разговор. Общее ощущение — «скоро».
Фургон РЭБ отличался от других армейских машин только ушастой антенной на кунге. Внутри было чисто, все блестело белой эмалью, слышалось ровное гуденье вентилятора. Офицер-таджик внимательно смотрел на монитор из-за плеча оператора. На мониторе воспроизводилась карта-схема местности, на которой черными кружками обозначались засеченные радиостанции, сотовые и спутниковые телефоны.
Оператор подвел курсор к одному из кружков, набрал на клавиатуре команду, и динамик заговорил гортанным кавказским голосом: «Муса, слышишь меня? Это Шамиль! Кяфиры пойдут по ущелью, подкинь туда еще цинков, цинков подкинь...» Оператор записал текст перехвата, ввел новую команду, и вместо голоса в эфире раздался только треск и вой. Офицер скомандовал связисту: «Передавай артиллерии!» Оператор начал диктовать по-английски: «Хай, Джонни, это Сергей. Квадрат двадцать — двадцать пять, по улитке четыре, опорный пункт над ущельем, как понял меня, прием...»
Закончив со связистом, таджик обернулся к вошедшим. Он был среднего роста, загорелый, до синевы выбритый. Знаков различия на нем не было, как и у всех в этом лагере.
— Здравия желаю, господин... — неуверенно начал Андрей.
— Товарищ, — поправил его офицер, протянув руку. — Майор Данияров.
— Капитан Шинкарев.
— Очень приятно. Здравствуйте, Чен.
— Привет, Рахим. Доставай карту, обсудим кое-что.
Через полчаса Чен стал прощаться.
— Подожди, — остановил его Рахим, достав откуда-то бутылку коньяка и три пластмассовых стаканчика.
— Много нельзя, поэтому сразу четвертый тост — чтобы за нас не пили третий.
— Ну, до связи! — попрощался Чен и ушел.
— Давайте, Андрей, подойдем к ребятам, — предложил Рахим Шинкареву.
В большой палатке-столовой солдаты тихо разговаривали за чаем. Все взрослые, здоровые мужики, молодых лиц не много. Тут же был Есаул, которого Андрей встретил в патруле. В бою он и связист Сергей пойдут вместе с Шинкаревым, а пока все присели к столу.
— ...Так о том и речь, — говорил по-русски человек в камуфляже. — Настоящий солдат вызревает только в большой стране, даже в глубинке большой страны. В Томской области или, черт знает, в Арканзасе каком-нибудь. В Европе нет хороших солдат.
— А сербы? Сербы-то хорошие солдаты?
— Да какие они, хрен, хорошие! В засаде подпустят албанцев, парой гранат перебросятся, а потом в деревне встречаются и спорят, кто кого победил.
— Точно, блин! А мы с ними в обороне сидели, так чистый смех: на одном склоне горы сербские окопы, на другом — мусульманские. Друг друга не видно, зато не убьют. Дома не взрывают, мосты не взрывают: «Нельзя, нам здесь дальше жить!» Приезжаем на позиции, они воют: «Все, русские приехали, теперь война начнется!»