— Ну и что? — пожал плечами Шинкарев. — Ю-Эс Нэйви примут это за рекламу местного борделя.
— А сам ты встанешь так перед рашн нейви?
— Боюсь, меня поймут только в определенном смысле. А я не готов к тому, что меня так поймут.
— Зато я тебя правильно понимаю. Плывем назад!
Зеленые волны взлетали между каменными стенами. Патриция уверенно прошла арку брассом, сильными гребками специально вскидывая тело на крутых волнах. Андрей плыл медленнее, опасаясь налететь на подводный камень. В бухточке он кролем догнал Крысу, та тоже перешла на кроль, и гонку они закончили одновременно, упав на сухую горячую гальку.
— Слушай, я жрать хочу, — сказал Андрей. — Какого хрена, вообще: война войной, обед обедом!
— Бедненький, я и не подумала! Только оденься, голых я не кормлю.
Они надели брюки, Патриция натянула рубашку, завязав узлом на животе, и они перешли в небольшой грот. Он был обжит, на сводах виднелась копоть; в углу, на надувном матраце, был раскатан спальник, рядом лежал пятнистый военный рюкзак. В одной из стен грота обнаружилась темная расселина. Патриция запустила руку внутрь, достав оттуда две холодные банки пива, с которых стекала вода.
— Там всегда есть вода, холодная и пресная. Видимо, дождевая, — объяснила она, распаковывая рюкзак.
В гроте было прохладно, хотя жара стояла всего в полуметре. Пока Патриция делала бутерброды, Шинкарев, не спросив разрешения хозяйки, прошерстил рюкзак. В боковом кармане нашелся аккуратно уложенный «Узи» — точно с таким же он ходил в «Циньхуа». В другом кармане лежали два снаряженных магазина. Патриция все видела, но никак не отреагировала.
— Готово, — сказала она, раскладывая бутерброды. — Положи пушку на место, возьми лучше это. — Она забралась в очередной карман рюкзака и протянула Андрею зубную щетку с пастой, мыло и полотенце.
— Иди мойся, а то ничего не получишь.
Когда он возвратился, женщина смотрелась в зеркальце, поправляя волосы. Андрей поглядел на нее, на приготовленную еду. А ведь это семейный обед. Так получается?
— Тебе идет «милитари», — потрогал Шинкарев ее зеленую рубашку. — Хотя странно. Такой агрессивный цвет.
— Почему агрессивный? Это цвет природы. Кому, как не женщине, его носить?
— Может, и так. Скажи-ка мне вот что, — попросил Андрей, закончив с едой и потягивая пиво, — нам можно делать то, чем мы здесь занимаемся?
— А чем мы занимаемся?
— Допустим, сексом. Что тут еще делать?
— Скажи еще, что без презерватива.
— Значит, можно. А на вилле было нельзя.
— Может, у меня месячные были? Кстати, кто-то согласился не лезть с лишними вопросами. Кто бы это был, а?
— Откуда я знаю, лишний вопрос или нет? Мне что, вообще ничего не спрашивать?
— Да, мы можем заниматься сексом. Доволен?
— Давай поваляемся!
— Не сейчас. Вопрос на вопрос: ты спал с Элизабет?
— Один раз. И при очень странных обстоятельствах.
— При чем тут обстоятельства? Спал, значит, спал. И как она тебе?
— Элизабет — не моя женщина. Ни в каком смысле.
— Да, наверное...
Патриция собрала мусор в полиэтиленовый пакет, поставила его рядом с рюкзаком.
— А я тебе кто?
— Ты моя душа, — торжественно произнес Шинкарев.
— У тебя что, своей нет? Я серьезно спрашиваю! Думаешь, я шлюха какая-нибудь? Putain?(Бл...дь (фр.)).
— Ты — моя женщина.
— Повтори.
— Ты — моя — женщина. Молчание.
— Et maintenant fiche moi la paix (А теперь оставь меня в покое (фр.)), — опустив глаза, сказала Крыса. — Не ходи за мной, пожалуйста.
Она поднялась и пошла к воде, по пути нагнувшись и захватив горсть мелких камешков. Встав у моря, бросала их один за другим, глядя, как, булькнув, они быстро опускаются на дно. Шинкарев, посидев некоторое время, тоже подошел к берегу. Двумя руками, поднатужившись, он поднял здоровенную каменюгу и, раскачав, швырнул ее отвесно вверх. Камень врезался в воду с грохотом разрыва, выбросив высокий пенно-зеленый столб.
— Это ты, — меланхолично заметила Патриция, развязывая узел рубашки. — Ладно, давай поваляемся...
* * *
На окраине столицы, в стороне от богатых кварталов, разрослось плотное нагромождение лачуг из кривой серой фанеры, досок и ржавого железа. Стоял запах нечистот, гниющих на влажной жаре. Узкие улочки хлюпали черной грязью, в глубоких лужах стояла зеленая вода. Переваливаясь, как утки, изредка проезжали старые американские машины и автобусы без стекол, с помятыми, пестро размалеванными, наполовину проржавевшими корпусами.
В одном из фанерных бараков разместилась группа «лиц славянской национальности». Большинство из них спали, другие играли в карты на деревянном ящике. Смуглый мужчина тщательно брился в углу, чертыхаясь на холодную воду, тупую бритву и обломок мутного зеркала. Один из игравших, крупный светлобородый мужик, обратился к другому:
— Так ты что, Серый, в Иностранном легионе был?
— Служил, да.
— И как туда попасть?
— Просто. Покупаешь тур во Францию, и на вербовочный пункт — есть такой в пригороде Парижа.
Там отбирают паспорт, проверяют данные по Интерполу, смотрят здоровье, психику. Если берут, то зарплата тысяча баксов в месяц.
— Нехило.
— Какое там «нехило»! Почти ничего не остается — высчитывают за форму, за еду, за все.
— А форма какая?
— Полевая — обычное «пятно». А парадка смешная: белый мундирчик, белая кепка, серые ремни.
— Как баба, короче.
— И сразу говорят: «У тебя нет родины. Легион твоя родина. Флаг легиона — твой флаг».
— Правильно говорят.
Сергей поморщился. Потом сказал нечто, видимо давно им обдуманное:
— Да нет... неправильно это. Плохо то, что в России бывших легионеров не любят, на службу не берут. Даже в Чечню не попадешь.
— Прям как после зоны. Да-а-а, грехи наши тяжкие... Слышь, Рахим, может, за пузырем сгоняем? Я знаю, где тут взять.
— Отставить! — приказал тот, что брился в углу. — Слышали, что Джекки сказал: всем пребывать в расположении!
— Ну, тогда сдавай, Серый, по новой! Игра продолжалась.
* * *
Вернувшись с острова, Ши-фу отдыхал в номере небольшой загородной гостиницы — уединенной, но очень комфортабельной. Молоденькая китаянка разминала его плечи, а сам он просматривал список «солдат триады», которых Чен выделил для охраны приема. Ши-фу будет сопровождать Патриция — эта женщина являлась лучшим украшением светских раутов. Справедливо говорил Сунь-Цзы: «Красивые девушки могут заткнуть рот умным советникам». Впрочем, возраст сказывался и на ней. Господин Ли Ван Вэй последнее время подумывал о новой «фэй» — утонченной красавице, предназначенной для представительской роли. И к кому пристроить Крысу, сохранив ее в качестве перспективной ученицы.