— А ты? — предложил Мастер Андрею.
— Настроения нет.
— Ну-ну…
Настроение было странным — возвращения-невозвращения, очередного круга по знакомым уже местам, но сейчас пустынным, никем еще не тронутым. Див-ногорск-Шумиха ладно — он редко бывал там. Но сюда-то, на Караулку, Андрей еще школьником с рюкзаком частенько дотопывал, своих первокурсниц на «Ракете» привозил — помнится, девушки были в узких брючках, легких цветастых рубашках, с венками ромашек на беспечных стриженых головках, которые кружило от запахов июньской горной тайги. И ни ножа в кармане, ни нунчаки за пазухой…
Затрещали кусты, вернулся Чен с берега, бросил, ни к кому отдельно не обращаясь:
— Костер с реки видно.
— Это опасно? — спросил Мастер у Глаши.
— Мы, как на Красный Яр плавимся, завсегда огонь жжем.
— И что?
— Да никто покуль не трогал.
— И часто вы туда плаваете?
— Часто не часто, а куды денешься — того купить, этого…
— Почему вас не трогают? Почему казаков на скит не посылают? — спросил Андрей.
— Тятя обещался о кыргызах вести слать, каки мимо скита ходят. Потому к нам казачков и не шлет воевода. А вот которые мимо идут, тех сторожиться надобно.
— И что, поверил воевода? Про кыргызов-то?
— Откуль мне знать — поверил аль нет? К им-то и уйдем вскорости, к кыргызам.
Не успела Рыжая договорить, с реки докатился гулкий упругий удар — эхо, отлетевшее от скал, потонуло в свисте и щелканье многочисленных пуль.
— Ложись!!! — рявкнул Шинкарев, падая в траву. — Гаси огонь!
В полной темноте с реки мелькнула вспышка, раскатился новый удар — уже ближе к берегу — картечь кучно хлестнула по кустам. Все поползли прочь от загашенного костра; Чен, согнувшись, поволок с собой горячий таганок с крупяной похлебкой.
— Кто это? — шепотом спросил Мастер.
— Казаки балуют, — ответила Глаша, — видать, с ертаульного стругу .
— На берег они сходят?
— Дурные они, што ль?
— Да и черт с ними, суп стынет, — подал голос Чен, — есть давайте.
— Счас ложки принесу, — вскинулась Рыжая.
— Отставить!! — что-то почувствовав обстрелянным нутром, Андрей в последний момент сдернул ее за подол.
Новый удар разорвал тишину у самого берега, сноп картечи хлестнул по склону прямо над их головами — по вжатым плечам забарабанили сосновые шишки, посыпались срезанные ветки, закружился мелкий сор — сосновые иглы, чешуйки коры.
— Что делать? — шепотом спросил Мастер.
При всей его опытности, в чисто военной, окопной науке он явно уступал капитану Шинкареву — тому-то довелось хлебнуть. Похоже, китаец и сам понимал это.
— Схожу, гляну, что к чему, — отозвался Андрей.
Он рывком перекатился через защищающую их обомшелую глыбу известняка и, низко пригнувшись, двинулся по склону траверсом, стараясь держаться на одной высоте. Вскоре он сумел разглядеть под глухой стеной утеса, на темной, лунно-бликующей воде, пятно большой лодки со спущенным парусом. На фоне воды перемещались черные силуэты, тускло поблескивал ствол пушки. На берегу, ниже Андрея, послышался треск сучьев под сапогами.
— Ну, што у тя там? — донеслось со струга.
— Да хрен ё знат!
— Вздуй огонь, да глянь!
«Черт! Наша лодка!»
Андрей крадучись подобрался к утесу и поднялся на вершину. Ход он знал давно, так что спокойно лез в темноте. За триста лет кое-что изменилось, но основные выступы остались те же — только шершавые еще, не вылощенные руками и ботинками туристов. Плоскую вершину утеса рассекали трещины, поросшие короткой травой.
Ухватив пару камней величиной с кулак, Андрей подполз к краю обрыва и осторожно заглянул вниз. Там, бросая оранжевые блики на черную воду, бился огонь факела, в его свете блестела пушка, стволы пищалей, бляхи, сабельные рукояти. Голоса по-прежнему доносились с берега, и, насколько он мог судить, придвигались все ближе к лодке. Пора было что-то предпринимать.
Прицелившись, Андрей с силой метнул камень, стараясь угодить в пушку — короткий свист, звонкий удар рикошетом, матерный рев казака, схватившегося за рассеченный лоб.
— Ну как? — спокойно осведомился Андрей сверху.
— Погодь, курва, щас до тя доберуся!! — заревел казак.
— Люди отдыхают, а вы, засранцы, палите куда ни попадя!
— Ты ково обосранцем назвал, паскуда?!
— Тебя! Валите отсюда, не то перестреляю всех, едреной матери!
— Ишшо и вякает, — вступил чей-то голос поспокойнее. — А можа, он известкарь? Они тута известь жгли давеча…
Андрей молчал.
— …а по голосу вродь как не кыргызин. Слышь, — это в сторону Андрея, — ты случаем кыргызятинов не видел?
— Нету их здесь.
— А ты прям знашь, што нету. Да пес с им, поехали! Стя-я-пан, подь сюды-ы-ы!
Невидимый Степан, захрустев сапогами по гальке, прыгнул на струг, и тот отошел, взблескивая черными веслами в темно-лунной воде.
— Ну, с-сука, узнаю тя на Красном Яру, башку скручу! — крикнул на прощанье пораненный казак, и струг отдалился вниз по течению — как раз на такой угол подъема орудия, под которым удобнее всего было шмальнуть по вершине утеса. Андрей быстро скатился вниз.
По пути в укрытие он осмотрел лодку, не замеченную казаками, перевел ее повыше по Караулке, затолкав в густые кусты. Пока он воевал, суп успел остыть, да и оставили ему «ноль целых, хрен десятых»— Чен от возбуждения выхлебал через край чуть ли не весь таганок. Добрав хлебом, что осталось, Андрей раскатал степную овчинную шубу, на правах героя подпихнул под бок Рыжую и, не сказав ни слова, закрыл глаза. Что бы там ни было, завтра он приезжает домой — в тот таинственный, непостижимо далекий город, однажды увиденный им в виде крохотных белых бугорочков-пирамидок, затерянных среди бескрайней зимней тайги.
…Следуя из Москвы, поезд сутки пересекает Западно-Сибирскую равнину. Тени вагонов бегут по невысокой траве, меж рощицами невысоких берез. В них совсем нет подлеска, никаких кустов — лишь березы и трава. Длинные поляны изгибаются между уютными бело-зелеными опушками. Здесь кочевали сибирские татары, на этих полянах ермаковы казаки — яицкие «лыцари», малиновые шапки — рубились с уланами сибирского Кучума.
С Ачинска начинается центральная, Енисейская Сибирь. Здесь были северо-западные окраины Хо-орая — государства енисейских кыргызов, неоднократно сжигавших первый форпост русских — Ачинский острожек. Разогнавшийся поезд заходит на плавные дуги, огибая холмы, поросшие сосновым лесом, — на повороте становится виден электровоз с мокрыми зелеными вагонами, блестящими после дождя. Коротко гремя на мостах, состав проносится над овражками, на дне которых, среди зарослей тальника и полос серого галечника, на мгновение взблескивают мелкие таежные речки.