— Ты ее хочешь, — поправила Марсия. — Это другое дело. Хмельной Гарольд продолжил, поблескивая раздвоенным кончиком носа:
— Она — чудеснейшая ш…
— Штучка, — помогла ему Марсия и выскребла из смятой пачки «Ньюпорт» последнюю сигарету.
— Никогда еще не видел такого непротивления супружеству, — проговорил Гарольд — Non-resistance.
— Рог похоти… — начал очередную цитату Фрэнк, но не закончил. Джанет поняла, что его этот разговор тоже расстраивает.
Но Гарольд все не отлипал от Джанет.
— Как тебе первые тисканья с мальчишками в кустах? Интересно или неприятно? Interessant ou desagreablel.
— В Буффало меня никто не таскал в кусты, — ответила Джанет. — Я была слишком толстая и богатая.
— А мы никогда не были по-настоящему богаты, — вставила Марсия. Просто респектабельные. Зато я считала своего отца святым.
— Да святится кушетка психоаналитика! — провозгласил Гарольд.
Наконец-то разговор вызвал у Джанет интерес. Появилась надежда, что они смогут ее чему-то научить.
— А я считала своего тряпкой, маминым подкаблучником. Она была очень красива и не следила за своим весом. Даже растолстев, она продолжала мнить себя красавицей. Меня она называла гадким утенком. Все твердила: «Я тебя не понимаю. Твой отец — такой красивый мужчина!»
— Обязательно расскажи это психоаналитику, — посоветовала Марсия с невольным сочувствием.
— Зачем, когда здесь мы? — возразил Гарольд. — Pas de besoin avec nous icf. Мне все ясно: ей не дали перейти от однополой любви к матушке к нормальной гетеросексуальности.
Первая наша любовь — материнская грудь. Первые наши дары любимой — кал, детский кал. Ее папаша производит слабительное. Джанет, для меня очевидно, почему ты с нами не спишь.
— Она спит со мной, — вступился за нее Фрэнк.
— Не хвастайся, — осадила его Марсия, и эта простая забота, проступающая под напускной сухостью, подняла ценность Фрэнка в глазах Джанет. Ее взгляд, минуя пустые стаканы и графины, видел в нем товарища по несчастью, обожженного солнцем и измученного желудочными лекарствами.
— Почему тебе обязательно надо все испортить? — неожиданно крикнул он ей. — Пойми, мы все тебя любим!
— А я не люблю путаницу и грязь, — ответила Джанет.
— Тебе разрешали в детстве играть в коровьем навозе? — спросил доктор Гарольд. Марсия фыркнула.
— Чего мы боимся? — спросил Фрэнк у Джанет, испугав ее налитыми кровью глазами и набыченной головой, хотя она на протяжении десяти лет укачивала этого Минотавра по ночам. — Давайте же! — крикнул он, обращаясь уже ко всем сразу. — Все вместе, в одной комнате! Покройте мою белую овечку, я хочу услышать, как она блеет!
Гарольд высокомерно засопел.
— Ты довела мужа до безумия своей фригидностью. Все, у меня разболелась голова.
— Давайте друг друга очеловечим! — умолял Фрэнк. Марсия повернулась к нему, готовая повелевать.
— Перестань цитировать Фредди Торна, Фрэнк! Где твое самоуважение?
Тем не менее Фредди Торн почуял неладное и попытался извлечь из этого выгоду.
— Я слыхал, что в Эпплсмитвилле что-то неладно, — сказал он Джанет. Дело было у нее дома, на апрельском приеме в честь приезда в город четы Уитменов. Джанет забегалась, выполняя роль хозяйки; ей казалось, что она нужна повсюду. Она видела, как Пайт Хейнема заглядывает из-под лестницы под юбку Фокси Уитмен, спускающейся из ванной. Надо будет предупредить Фокси насчет Пайта.
— Где это? — рассеянно спросила Джанет у Фредди.
— Здесь, там, везде, — ответил он, пытаясь вызвать у нее интерес. Весь мир — Эпплсмитвилль.
В углу Джон Онг, лицо без возраста, вежливо слушал сбивчивое лопотание Бена Солца. Джанет решила, что здесь требуется женское вмешательство, но ее не отпускал Фредди Торн. Почему у него, дантиста, такой беззубый рот?
— Они пируют на твоем теле, Джан-Джан, — высказался он. — Ты обслуживаешь двух жеребцов, а в седле сидит Марсия.
— Избавь меня от своих вульгарных фантазий, Фредди, — сказала Джанет, подражая Марсии. — Вопреки утвердившемуся мнению, мы с Гарольдом не любовники. Возможность ими стать рассматривалась, но была отвергнута как слишком хлопотная.
— Ты красавица! — сказал ей Фредди. — Смотришь мне в глаза и несешь чушь — красота! Ты сама не понимаешь, какая ты. Остальные тебе в подметки не годятся. Марсия тоже, как ни старается. Что Би, как ни надирается, что Анджела с ее попытками воспарить. Ты одна — то, что надо. Сделай мне приятное, не ври старику Фредди.
Джанет рассмеялась. Его слова были похожи на полоскание для рта, которое предлагает пациенту дантист — вкусно, но глотать нельзя.
— Ты не упомянул Джорджину, — напомнила она.
— Неплохо смотрится в теннисной юбочке. Умеет трахаться и хорошо готовит — чего еще надо? Между прочим, я не зову тебя замуж.
— Фредди, не заставляй меня говорить тебе гадости.
— Хочешь развеяться?
— С одной стороны да, с другой нет. Это не двуличие?
— Еще какое!
— Мы с Литтл-Смитами просто весело проводим время. Сидим и болтаем. Раньше у нас с Фрэнком не было близких друзей. Ты не можешь себе представить обыкновенную дружбу?
Он погладил себя по блестящему лысому черепу, потом, внезапно возбудившись, яростно его поскреб.
— Между тобой и мной — пожалуйста. Отношение рыбы к другой рыбе, которой она закусывает. Тебе хочется развеяться, я предоставляю тебе такую возможность. Легкая интрижка со мной — и этот твой цирк-шапито снимется с места и покинет город. Ты снова станешь собой.
— В каком смысле «легкая»?
Он стиснул руками невидимый аккордеон.
— Все зависит от желания. Не приживется — значит, не приживется. Ни малейшего осадка на стенках посуды.
— Почему ты мне это предлагаешь? Я ведь тебе не нравлюсь. Тебе подавай Анджелу.
— А: не Анджелу. В: нравишься. С: я люблю помогать людям. Мне кажется, что ты на пороге паники. Не хочу, чтобы до этого дошло. Ты для этого слишком шикарная. Как на тебе смотрится одежда! Кстати, какое великолепное платье! Ты не беременна?
— Глупости! Просто такой покрой.
— Разве не ужасно — залететь и не знать, кто папаша? Или ты глотаешь пилюли?
— Знаешь, Фредди, этот разговор начинает меня злить.
— Все, уже молчу. Можешь и дальше кипеть на медленном огне. Как сказал Хрущев, отправив на Кубу ракеты, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Если ты решишь, что я смогу тебе пригодиться — только свистни: я буду тут как тут.
— Спасибо, Фредди. Ты очень милый. — Совесть заставила ее добавить: Да.
— Ты о чем?