— Ну что, в Уголок Дурова? Или поедем в ресторан, отпразднуем победу?

— В ресторан! — радостно закричала моя дочь, а когда я уже развернула машину, спросила: — А какую победу?

— Над собой.

По дороге мы заехали в магазин. Я купила Маше огромного розового медведя.

— Миша и Маша, — радостно сказала она, устраивая его рядом с собой.

— Мама, Маша и Миша, — поправила я.

Она понимающе улыбнулась.

16

Водитель вовсю давал показания.

Утром, в десять часов, как обычно, он поднялся в квартиру Сержа. Позвонил в дверь. Серж открыл сразу. Он был уже одет. Водитель попросил ключи от машины. Серж сказал, что спешит и они выйдут вместе. Лифт, как во многих старых домах, останавливался между лестничными пролетами. Когда двери открылись, водитель пропустил Сержа вперед. Это спасло ему жизнь. Последнее, что он увидел, — двух человек, по одному на каждую лестницу: сверху и снизу. Того, что был на лестнице снизу, водитель узнал — он видел его несколько раз в офисе Сержа. Больше он ничего не помнил. Даже выстрелов.

Наверное, это защитная реакция организма: память просто стерла все самое страшное.

О том, что в них стреляли и Серж убит, водитель узнал только в больнице.

Сначала он отказывался говорить с милицией, ссылаясь на состояние здоровья.

Врачи и родственники поддержали его.

Но опера — я даже подозревала, кто именно, — пригрозили, что снимут с палаты охрану, если он не будет сотрудничать. Это означало — смерть. И водитель заговорил.

Он был очень слаб и еще не вставал. Двигательные функции ног восстановлены не были. Но он начал самостоятельно принимать пищу, — катетеры сняли, и врачи видели в этом хороший знак.

В его палате по нескольку часов в день сидел криминальный художник — составлял портреты подозреваемых.

А я все время думала: почему они не сделали контрольный выстрел? В Сержа сделали, а в водителя — нет. Может, их кто-то спугнул? Но это значит, что есть и другие свидетели. Тогда почему они не объявляются?

Я положила на тумбочку рядом с больным литровую банку черной икры. Не знаю, можно ли ему икру. Но это единственное, что я привозила в больницу. Такие дорогие вещи его родственники вряд ли станут покупать. А его мама по-прежнему со мной не здоровалась. Меня все так же провожал ее ненавидящий взгляд, и поэтому свои посещения больницы я старалась свести к минимуму. Тем более что водитель тоже усвоил подобную манеру поведения со мной, и это было совсем уж невыносимо. Потому что если он жив, а мой муж мертв, это отнюдь не делает меня перед ним виноватой.

Мне показали карандашные наброски двух мужских портретов. Я не знала никого похожего, но вглядывалась внимательно, стараясь запомнить и угадать, кто из них Вова Крыса.

Я подумала, как мало я знала о работе своего мужа. Я и в офисе-то его бывала раз в полгода. В лучшем случае.

В последние две недели он говорил, что у него проблемы, и сильно задерживался по вечерам, но я-то думала, что проблема одна — Светлана.

Я позвонила Вадиму.

— Мне надо с тобой встретиться.

— Приезжай.

Офис у Вадима — в старинном особняке на Сретенке. Особняк является памятником старины и охраняется государством. И автоматчиками Вадима — для верности. Вадим занимался муниципальным строительством. Двадцать лет назад он блестяще закончил филфак МГУ. И сразу же начал строить: сначала — финансовые пирамиды, потом — многоквартирные дома на окраинах города и, наконец, собственную империю, названную им в честь жены «Регина». Правда, злые языки утверждали, что так же звали то ли его сеттера, то ли хомячка, когда Вадим был еще пионером.

В его кабинете была восстановлена подлинная роспись XVI века. Каждый сантиметр стен был разрисован причудливым разноцветным орнаментом. Для этой работы Вадим приглашал специалистов из Загорского монастыря. Постепенно он планировал реставрировать весь дом.

— Кто такой Вова Крыса? — спросила я, удобно усевшись в широкое кожаное кресло.

Одно время мне казалось, что я ему нравлюсь. А может, это такой особый мужской талант — вести себя с каждой женщиной так, словно она единственная.

— С тобой все нормально? — тревожно переспросил Вадим. — Тебе ничего не угрожает?

— А что мне должно угрожать? — Я повысила голос. — Ты что-то скрываешь от меня?

Вадим пожал плечами.

— Почему ты про него спросила?

— Сначала скажи мне, кто это?

— Да, был такой — Сержу нравился. Они сошлись на любви к казино. Ты же знаешь своего… Не остановить. И Вова такой же.

— И все?

— Ну, дела какие-то начали вместе… Проект у них был общий.

— Какой?

— Почему ты спрашиваешь? — Вадим говорил очень мягко, и мне опять показалось, что он ко мне неравнодушен.

— Это он… убил… Сержа. — Я запнулась дважды, произнеся эту фразу.

— Почему ты так решила?

— Он был знаком с Окунем?

— Не знаю.

Я вспомнила Олежека и подумала, что никакого второго заказчика на Окуня не существовало. Он просто наврал.

Вадим начал терять терпение.

— Пожалуйста, расскажи мне все, что ты знаешь.

— Да я ничего не знаю! — с горечью воскликнула я. — Только то, что это был Вова Крыса. Ты, ты расскажи мне!

Вадим знал немного.

Речь шла о крупном действующем государственном предприятии, сорок девять процентов акций которого государство было готово продать. Своим людям, разумеется. Вопрос уже был практически решен, обговаривались детали. Серж должен был стать одним из акционеров. Какую роль играл в этом деле Вова, Вадим не знал. Но был уверен, что самую активную.

— Ты думаешь, все произошло из-за этой сделки? — спросила я.

— Я уверен, — кивнул Вадим.

— Значит, Вове было это выгодно?

Вадим прикурил сигарету.

— На этот лакомый кусочек многие претендовали…

— И больше ты ничего не знаешь? — Я была разочарована.

— Нет.

Секретарша внесла кофе.

— Вообще-то я не просил, — удивленно посмотрел на нее Вадим и тут же исправился. — Может, ты хочешь кофе?

— Нет, я поеду. Спасибо, — поблагодарила я секретаршу. Она была полная противоположность Регине. И очень обаятельная. — Пока, Вадим. Звони.

Я дошла уже до двери, но вернулась. В упор посмотрела на анти-Регину. Она поняла, профессионально улыбнулась, закрыла за мной дверь. Я подошла близко к Вадиму.