— Не знаю.
Я и в самом деле не знала.
— Он откажется от своих показаний… — убежденно произнесла она.
— Может, не откажется. Он же стрелял в него, понимаешь?
— Ну, не знаю. — Она с сомнением вздохнула.
Я представила себе лицо Лены, на котором застыло недоверие.
— Пусть хоть раз в жизни сделают что-нибудь хорошее бескорыстно, — произнесла я, совершенно не веря в то, что говорю.
— Конечно — жалко двадцатку.
— Жалко, — подтвердила я.
— Ну, посмотрим. Просто пойми — он ведь не думает, что этот Вова Крыса стрелял в него из пистолета. И не убил его чисто случайно. Он думает: «Я работал на Сержа, пострадал. А теперь его жена не дает мне заработать». Фактически ты хочешь, чтобы он сейчас работал на тебя, но бесплатно.
Я поняла.
Как это, должно быть, здорово, когда кто-то делает для тебя что-нибудь бесплатно.
— Как твой? — спросила я, меняя тему.
— Каждый день звонит. Я не беру! — Голос Лены стал звонче и кокетливее. — Забросал меня эсэмэсками. Я — королева всей его жизни.
— Здорово. — Я искренне порадовалась за подругу. — Не отвечаешь?
— Нет. Не отвечаю, — пропела она капризно.
— Правильно.
У Верки Сердючки есть такая песня: «Он подойдет — я уйду, он улыбнется — я отвернусь…» Не помню точно.
У меня убиралась филиппинка. Маленькая, смуглая, говорила по-английски и, наверное, по-филиппински, попросила форменное платье. Я позвонила в агентство «Мажордом», открытки которого были разложены по всей Рублевке. Одеждой для домработниц занималась жена Валдиса Пельша Светлана. Она с порога предложила поменять ей платье на брючный костюм.
— Она же наверняка не бреет у вас ноги! — безапелляционно заявила Светлана, и мы с ней уставились на ноги моей филиппинки.
Та не понимала по-русски и недоверчиво улыбалась.
— Бреет, — констатировала Светлана.
Я подумала, что, может, у филиппинок волосы на ногах не растут, но поддерживать эту тему не хотелось.
Светлана изящно пила кофе из маленькой антикварной чашки, пока ее портнихи обмеряли мою домработницу.
Филиппинку мне дали по знакомству. Жена одного известного певца организовала агентство по трудоустройству филиппинок, которые во всем мире считаются лучшими горничными, но какие-то пробелы в нашем законодательстве мешали ей сделать это агентство легальным.
— Может, мне еще массажистку одеть? — подумала я вслух.
— Конечно, — уверенно ответила Светлана. — А кухарка у вас есть?
— Нет. — Я покачала головой.
Хозяйка «Мажордома» посмотрела на меня с высокомерным удивлением:
— А кто же у вас готовит?
— Я, — соврала я не знаю почему и, улыбнувшись, пожала плечами, словно извиняясь перед ней за подобную дикость.
Светлана взглянула на меня с сожалением и ободряюще пожала руку на прощание.
Я не поехала забирать их из роддома. Это событие в моей памяти было связано с суматохой и будоражащим, праздничным настроением. За мной в роддом приезжал Серж с Вадимом, Лена со своим тогдашним мужем, Вероника без Игоря (они были в ссоре) и моя мама, которая всеми командовала и все организовывала.
Я не хотела стоять в толпе Светланиных подружек и суетиться на тему: все ли нормально с молодой мамой и ее первенцем. И сомневалась, что смогу искренне восхититься тем, как прекрасно она выглядит. И умиленно воскликнуть: «На кого же похож ребенок? Посмотрите, глазки — мамины!» И какая-нибудь Светланина подружка в коротенькой куртке из искусственного меха обязательно спросит: «А вы не знакомы с отцом ребенка?» И еще какая-нибудь — не дай бог! — мечтательно произнесет: «Это был такой мужчина… У нас были прекрасные отношения!»
— Я позвоню тебе, — пообещала я Светлане — и привезу вещи для маленького. Ванночку тоже не покупай, у меня есть.
Я ничего не выбрасывала и не раздавала. Мы с Сержем всегда знали, что у нас будет еще ребенок.
Правда, мы думали, что рожу его я.
Зазвонил мой мобильный. Номер не определился. Я не хотела отвечать. Уже поздно, и я вполне могла спать.
«Наверное, Светлана, — подумала я, — ну, началось. Ребенок орет, и она не знает, что с ним делать».
— Алле.
Это была Лена. Она говорила шепотом и скороговоркой.
— Мой приехал из Куршевеля, я взяла трубку, сказала ему, что на тусовке, а он приехал ко мне, звонит сейчас в дверь. Что делать?
Я ничего не поняла.
— Ты сейчас дома? — спросила я.
— Да, да! — зашипела Лена в трубку. — Это я ему сказала, что на тусовке, чтоб он поревновал, а он приехал! — Она кричала шепотом.
— Ну и не открывай ему, раз сказала, что на тусовке.
— Но моя машина внизу стоит, я же не пешком уехала?
— Ну и что? — Я была невозмутима, надеясь передать это состояние подруге. — Ты могла со мной уехать или с Катей.
— Ладно. В общем, не буду открывать. А так хочется! Я соскучилась по нему!
В трубке раздались гудки.
Я бы тоже не открывала. Открыть — каждый может, когда любимый в дверь звонит. А вот проявить характер, дождаться, когда любимый не то что дверь снести — горы готов будет свернуть, чтоб увидеться…
Снова зазвонил телефон.
«Наверное, ушел», — подумала я.
— Ну что, партизанка? Не открыла? — спросила я, сняв трубку.
В трубке ответили после некоторой паузы.
— Вы что там, в войну играете? — Это был голос Вадима.
Я рассмеялась.
— Да, подружка звонила.
— Вову Крысу выпустили под расписку.
— Как? — Я моментально забыла о Лене.
— Ваш водитель отказался от своих показаний. Сослался на то, что был не в себе. Адвокат внес деньги, и Вову выпустили под залог.
Вадим говорил короткими сухими фразами
— Мне наш опер позвонил. Они там все в бешенстве. У них дело разваливается.
— И что же теперь? — спросила я убито.
— Не знаю. — Вадим вздохнул. — Он у них единственный свидетель. Наверное, припугнули. Или денег дали.
— Да, — только и оставалось сказать мне.
— Не расстраивайся, — мягко, как только один он и умеет, сказал Вадим.
Я позавидовала его Регине. Она это может слышать каждый день. «Не расстраивайся» — вместо пошлого «Доброе утро»; «Не расстраивайся» — вечером и, уж конечно, «Не расстраивайся» вместо банального «Как прошел день?».