Casual | Страница: 7

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Налила ванну, добавив туда три капли жасминового масла.

Зажгла свечи. Включила Pink.

Разделась перед зеркалом.

Где мой абонемент в спортклуб?

Легла в ванну. Закрыла глаза. Скоро вернется моя дочь.

Обычно во время массажа я молчу и не люблю, когда болтают другие.

Но сегодня я слушала массажистку и даже вяло ей отвечала. Она почему-то решила рассказать мне рецепты всех салатов, которые знает.

Все ее салаты имели названия. «Мимоза», «Черепаха» и самый, по ее словам, обалденный — «Тадж-Махал».

Я терпеливо выслушивала, что и в каких пропорциях нужно туда класть.

Сама я не готовлю и никогда в жизни никакими рецептами не интересовалась.

А сейчас слушала ее монотонное бормотание про «две ложки майонеза и поструганную морковь», и мне даже нравилось.

Захотелось тоже поделиться каким-нибудь рецептом. Я даже вспомнила один. Но рассказывать стало лень. Во время массажа головы я почти заснула.

Делать было абсолютно нечего.

Я спустилась в подвал — там из кладовки я достала чемодан с младенческими вещами. Аккуратной стопкой сложила то, что может пригодиться новорожденному.

Во второй кладовке лампочка перегорела. Я взяла фонарь и посмотрела, в каком состоянии Машкина коляска. Очень даже ничего. Здесь же было автомобильное сиденье.

Домработница накрыла мне ужин в столовой. Красиво сервировала стол, салфетки продела в серебряные кольца, зажгла свечи.

Я включила музыку.

Есть не хотелось.

Я взяла бутылку красного вина и перешла на веранду.

Я люблю свой дом. Расположенный в хорошем месте, недалеко от Москвы, он огромный и красивый.

На веранде домработница складывала тазики.

Я забыла взять бокал. Посмотрела на стопку одноразовых стаканчиков на столе и вернулась в кухню. Взяла бокал и попросила домработницу убрать тазики. Она обиженно поджала губы. Я разрешила утром поставить их обратно. Хотя зачем мне утром тазики на веранде? Домработница слегка повеселела, но на вино косилась неодобрительно.

Я срочно придумала ей задание. Жасминовое масло оставляет пятна на моей ванне. Она удалилась едва ли не с боевым кличем.

* * *

Я проснулась в шесть утра.

Послонялась по дому. Забрела в гардеробную. Вещей Сержа там практически не было: два-три пиджака, которые он не стал забирать, и зимняя обувь в коробках. Надо будет сказать, чтобы все убрали. Часов в десять я заснула опять.

Проснулась от телефонного звонка.

Приехала из Испании моя подруга Вероника.

— Дорогая, приезжай ко мне в гости. Я ругаю себя за то, что оставила тебя тут одну. Все это так ужасно. Когда ты позвонила, я проплакала целый день! Приезжай быстрей!

Вероника живет по соседству и является типичным обитателем нашей деревни. Про таких моя косметичка говорит: бедные, они же не могут расслабиться! Даже во время процедуры им надо держать руку на пульсе. На пульсе своего мужа. Потому что если он еще не ушел к молодой любовнице, то вот-вот уйдет. И страх перед воображаемой соперницей заставляет их получать по два высших образования в сорок лет, и учить пять иностранных языков, и простаивать двухчасовую очередь в Музей д'Орсе на выставку американских импрессионистов вместе с остальными парижанами, на общих основаниях.

Благодаря им наши садовники и домработницы признают классовое неравенство. В связи с нашим явным интеллектуальным превосходством.

Я подъехала к их белому дому, захватив с собой торт «Наполеон».

На шезлонге перед газоном сидела их шестнадцатилетняя дочь и с наслаждением курила.

— А что, родителей нет дома? — догадалась я.

— Не-а. — Она заглянула мне в глаза, ища в них понимания, и, видимо найдя, затянулась еще раз. — Папа в Москве, мама сейчас приедет. У нее что-то там кончилось, то ли хлеб, то ли крем.

— А ты как?

— Хорошо.

— Ты уже в каком классе? В десятом?

— В одиннадцатом.

— Совсем большая.

— Да. Я раньше смотрела на тех, кто в одиннадцатом, и думала: какие же они взрослые! Так странно.

— Что странно? То, что ты в одиннадцатом, а все еще не ощущаешь себя взрослой?

— Ага.

— Так будет и дальше. — Я заметила у себя интонации своей мамы. — Ты всегда будешь чувствовать себя ребенком. Только однажды, когда тебе будет тридцать или пятьдесят, ты вдруг поймешь, что уже давным-давно взрослая.

Она понимающе посмотрела на меня.

Мы помолчали.

Автоматические ворота распахнулись, и въехала машина Вероники.

Некоторые «мерседесы» похожи на акул.

Вероника кинулась ко мне с объятиями, в глазах ее были слезы.

Это всегда приятно.

Я тоже всплакнула.

Дочь Вероники тоже.

Мы пили чай с тортом.

Вероника рассказывала про Марбелью. Море холодное, арабов много, цены высокие. В следующем году поедет снова. Не хочу ли я присоединиться? Хочу. Отлично, Игорь будет очень рад. Он так хорошо относится и к тебе, и к Сержу. Бедный Серж.

— Да. А к любовнице Сержа?

Вероника замолчала и испуганно посмотрела на меня. Всего секунду.

— Ты ее знаешь?

— Не так хорошо, как ты.

— Дорогая, ты должна понять. Я была против.

— Конечно.

— Это мужчины. Я ведь не могла допустить, чтобы Игорь встречался с ними без меня. Она бы еще подружку привела.

— Конечно.

— Не сердись. Ты гораздо лучше ее. Это все сказали.

Мы лежали на диванах в гостиной. Работал кондиционер, и жара не чувствовалась.

— Давно она у него?

— Полгода. Ты действительно ничего не замечала?

— Нет.

Я замечала. Он стал гораздо внимательней. Чаще приносил цветы и дарил подарки.

— Он любил ее?

— Да ты что?! Он любил только тебя.

— Он везде с ней появлялся и со всеми ее знакомил?

— Ну, не со всеми… Ах, я совсем не хотела, чтобы ты об этом узнала!

Я тоже не хотела. Ноги сами меня принесли в тот ресторан. Я и голодна-то не была.

— А где они познакомились?

— На открытии нашего магазина. Помнишь, ты тогда не пошла?