«По всем данным, Русаков отбыл. Привет. Алексей».
Из Москвы — Маркову
«Русаков прибыл благополучно. Сообщаю полученные от него данные. Андросов занимается первичной проверкой всех поступающих в «Сатурн» русских военнопленных, намечаемых к вербовке в агенты. По его совету принимается решение брать человека в агенты или отправлять обратно в лагерь. Подтверждается, что в отделе подготовки документов для агентов работает другой русский и тоже бывший советский офицер — Щукин. Андросов — умный, волевой, рост выше среднего, блондин. Шевелюра светлая, редкая, с намечающейся лысиной. Голубые глаза. Эти данные совпадают с нашими. У немецкого начальства пользуется полным доверием. В отношении других русских сотрудников «Сатурна», в том числе о Щукине, сведения инженера очень скудные. В аппарате «Сатурна» на мелких незначительных постах есть и русские эмигранты старой формации, которые враждуют с русскими типа Андросова. Немцы относятся к ним пренебрежительно. Кроме того, есть несколько русских, полученных Германией от Маннергейма из числа пленных русско-финской войны. Они обработаны лучше других и представляют серьезную опасность, используются на более значительных постах, в частности на преподавательской работе. По-моему, следует ускорить отправку Рудина. Привет. Старков».
Было то время осени, когда даже в солнечный день чувствовалось, что зима уже стоит за дверью. По ночам жухлая трава становилась седой от инея и не оттаивала до полудня. Паутинный ледок на лужах холодно блестел на солнце весь день. Кустарник сбросил листву, болото хорошо и далеко просматривалось. Это очень тревожило Маркова. На острове был заведен порядок, чтобы днем ничто не выдавало присутствия здесь людей. Предстоял переход на зимнюю базу, оборудованную в соседнем лесу. Она была уже готова, и часть бойцов Будницкого даже жила там. Все остальные должны были перебраться на новое место в самые ближайшие дни — ждали ненастной погоды, когда в небе не будут кружить немецкие самолеты-разведчики. По ночам бойцы Будницкого переносили туда имущество и боеприпасы.
Никто на острове так не ждал этой ненастной погоды, как ждал ее Рудин. Когда остров покинут все его обитатели, начнется и его операция по проникновению в «Сатурн». Началом ее будет фиктивный бой небольшого отряда бойцов Будницкого с гитлеровским гарнизоном села Никольского. Во время этого боя Рудин и сдастся в плен.
Попав к гитлеровцам, Рудин должен сделать все от него зависящее, чтобы они им заинтересовались. Для этого была разработана подробная и импонирующая немцам легенда его жизни и судьбы. Главная же его цель — добиться, чтобы интерес к нему проявил «Сатурн», а там попасть на допрос к Андросову. Давно продумано множество вариантов поведения Рудина на допросе в «Сатурне», но все они могли оказаться бесполезными, если его усилия заинтересовать собой «Сатурн» ни к чему не приведут. Мысль о возможности такого поворота дела была настолько страшной, что по сравнению с ней сам допрос в «Сатурне» казался Рудину совсем нетрудным. Хотя он прекрасно понимал, что допрос этот может окончиться и тем, что Андросов отправит его на виселицу…
С самого утра день нахмурился, заморосил дождь, который, как и серое небо, становился все гуще и злее. Сильный порывистый ветер свистел в кустарнике, закручивая желтые смерчи из отяжелевших мокрых листьев. Непогода, которую так ждали, пришла. Марков отдал приказ приготовиться к ночному маршу и к бою у села Никольского.
В землянку Маркова пришли Будницкий и старшина Ольховиков, назначенный командиром группы, которая должна провести бой. Втроем они склонились над картой местности. Марков показал Ольховикову на село Никольское.
— Знаете это село? — спросил Марков.
— Как не знать? Вторую неделю к нему принюхиваемся, — прогудел Ольховиков. — Там же есть гарнизон, и мы собираемся его прикончить.
— Сегодняшний бой — только разведка, — строго сказал Марков.
— Да зачем? — обиделся Ольховиков. — Мы же их уже разведали, по харям всех знаем.
— Скажу яснее: сегодняшний бой должен быть фиктивным… фальшивым.
— Каким, каким? — не понял Ольховиков.
— Фальшивым. Гарнизон нужно только растревожить, но особенно злить не надо.
Ольховиков не верил тому, что слышал; своими большими серыми глазами он недоуменно смотрел то на Маркова, то на Будницкого, то на Рудина.
— Да, да, вот так, — улыбнулся Марков. — Бой этот нам нужен только для того, чтобы вот он, — Марков показал на Рудина, — имел возможность по ходу боя сдаться в плен.
— Он? В плен? — Ольховиков даже сел на ящик, но тот угрожающе затрещал и старшина вскочил. — Зачем?
— Так надо.
— В плен? Надо? — у Ольховикова от удивления сорвался голос.
— Раз начальство говорит надо — значит, надо, — нравоучительно заметил Будницкий. И эта, в общем ничего не объяснявшая сентенция успокоила Ольховикова.
— Ясно — приказ, — сказал он тихо, посмотрел на Рудина и вздохнул: — Ай-яй-яй! Ну и ну…
— Но то, что я сказал, знаете в группе только вы, — продолжал Марков. — Для всех ваших бойцов эта операция не что иное, как разведка боем. И боем осторожным. Понятно?
— Понятно… Ну и ну…
— А раз понятно, идите готовьтесь к делу.
Будницкий и Ольховиков вышли на поверхность и остановились в кустарнике. Глядя на старшину снизу вверх, Будницкий сказал:
— Но что ты знаешь, немец знать не должен. Он, как и твои бойцы, должен думать, что бой как бой. И вроде бы у тебя сил не хватает на решающую атаку. Ясно?
— Уж так ясно, что голова кругом идет!
— Ты это брось! — строго сказал Будницкий. — Голову раскрути в нормальное положение и думай.
— Я думаю, — прогудел Ольховиков.
— Вот что я решил насчет выхода из боя, — помолчав, сказал Будницкий. — Фрицы не должны это почувствовать сразу. Понял? Как почуешь, что скоро рассвет, пошли троих ребят вправо, троих — влево. И чтобы они постепенно, не прерывая огня, отходили лучами в разные стороны, а с рассветом торопились на новую базу. Понял? А остальные пусть продолжают лобовой огонь вблизи. Тогда фрицы решат, что боковой огонь — начало окружения. Понял? Внимание их распадется на три направления, плюс у них заиграют нервы. А ты в это время из лобовой группы снимай по бойцу и отправляй на базу, чтобы, как рассветет, все кругом было тихо и вас там нет. Понял?
— Понял…
В это время в штабной землянке разговаривали Марков и Рудин. Говорили тихо, вполголоса, точно боялись, что их кто-нибудь услышит.
— Единственно, что меня угнетает, — сказал Рудин, барабаня пальцами по столу, — это невозможность управлять событиями после того, как я попаду в плен. Ведь я…
— Это не совсем так, — поспешно прервал его Марков. — Все, что мы делаем для того, чтобы вызвать к вам интерес гитлеровцев, это управление ходом событий. Все зависит от того, Петр Владимирович, каков из себя тот немец, с которым вы в каждом отдельном случае будете иметь дело. И для каждого нужно применять свою тактику. Они сразу же проявят к вам любопытство, услышав ваш великолепный немецкий язык. А как только интерес к вам возникнет, все в конечном счете будет зависеть уже от вас… — Говоря это, Марков прекрасно понимал, что все предстоящее Рудину далеко не так просто, как выглядит сейчас в их разговоре, а главное — он понимал, что Рудин идет на подвиг, который можно считать смертным. Его могут попросту пристрелить, даже не взяв в плен. Его как партизана могут ликвидировать, не доставляя в лагерь военнопленных или в тюрьму, не говоря уже о том, что смертью может окончиться и его встреча с Андросовым. Может случиться самое примитивное: Андросов попросту испугается и откажется от предложения Рудина работать на советскую разведку и для того чтобы еще больше возвыситься в глазах начальства, выдаст Рудина, не боясь никаких угроз с его стороны. Марков отлично понимал, на что идет Рудин, и знал, что сам Рудин также хорошо это знает и понимает. Он сейчас досадовал на себя, что не может поговорить с ним в открытую, чтобы Рудин видел, как он по-человечески тревожится за него.