– Слушай, Звягин, а ведь тебя могут посадить, – стал подначивать я.
Комсомолец заворочался. Казалось, раскладушка вот-вот рассыпется.
– С чего ты взял? – наконец неуверенно произнес он.
– Да как же! Ведь предупреждали: золото нужно сдавать.
– А я и сдам.
– Много ли?
– Чего – много?
– Да золота насобирал?
– Сколько есть, все мое.
– Не твое, а государственное.
– Пускай так… – без особого энтузиазма произнес Звягин.
– Ну, похвастайся?
– Чем?
– Не нужно дурочку из себя строить. Вон Вова Центровой на что уж кроила, а продемонстрировал свои находки.
– Он, может, и нашел, а у меня ничего нет.
– Ты это завтра Ивану Ивановичу расскажешь. А скорее всего, заставят тебя объяснительную писать. Нужно отрабатывать свое присутствие здесь.
– Не понимаю тебя.
– Да как же… Ведь зачем-то тебя, дохляка, сюда взяли. Как я разумею, приглядывать за остальными. Стучать, другими словами. Или не так?
Звягин судорожно вздохнул.
– Показывай! – требовательно произнес я.
– Ну, хорошо, хорошо… Только ты никому. Ладно, Костя? Никому, договорились?!
Он укрылся солдатским одеялом с головой, зашебуршал под ним, потом отогнул край и, не вытаскивая руку из-под одеяла, посветил фонариком:
– Вот смотри.
На ладони лежала золотая нательная иконка на цепочке.
– И это все?
– Не-а… – Голос Звягина дрожал от возбуждения. – Еще кое-что… – Вновь шебуршание… – Еще вот это.
Мне в глаза ударил снопик разноцветных искр.
– Похоже, бриллиант, – сообщил Звягин. – В колечке… Небольшой, правда… Никому не говори! Обещал! Я потом с тобой поделюсь.
– Точно поделишься?
– О чем разговор. Если, конечно, будешь молчать. Хотя, если проболтаешься, все равно отберут.
– Уж ты бы точно стукнул, покажи я тебе нечто подобное. А, Звягин?
– Поделился бы – не стукнул, – задумчиво ответил комсомольский активист. – Зачем… ты уж меня вообще за человека не считаешь.
Рядом громко и натужно закашлял Вова, а потом что-то неразборчиво забормотал…
Утро следующего дня началось как обычно. Задымила полевая кухня. Нас накормили. Потом появилось начальство. Иван Иванович хмуро выслушал доклад прапорщика, потом мельком глянул на задержанных. При свете дня ночные громилы оказались самыми обычными ребятами, по виду даже моложе нас. Конечно, они пытались сохранить гонор, присущий окраинной шпане: эти прищуренные взгляды, кривые улыбочки, но, похоже, были сильно напуганы. Вскоре троицу посадили в «газик» и увезли. Все вышли из палаток и смотрели им вслед.
– Теперь разберемся с… некоторыми, – повернулся в нашу сторону Иван Иванович. – Итак, кое-кто не внял моим предупреждениям, – он выразительно посмотрел в сторону Вовы. – Весьма прискорбно. Придется расставаться. А что делать? Не принимать же к вам более серьезных санкций. Жизни молодые калечить не хочется. Но для начала выкладывайте все найденное.
– Дело в том, – вдруг заговорил Звягин, – что мы, так сказать, не только ничего не искали, а, напротив, охраняли раскопки от мародеров. Услышали шум и туда. А там эти, с обрезами.
– Ну, конечно! – иронически заметил Иван Иванович. – Спасли от разграбления. Так я и думал. Вам теперь нужно благодарность вынести или даже правительственные награды дать. Повторяю: вытаскивайте ценности!
– Нет у нас ничего, – твердо произнес Звягин. – Можете обыскать.
– И обыщем, – хладнокровно заметил Иван Иванович, – сразу же по выходе из зоны. В этом можете не сомневаться. – Он взглянул на Вову. – А ты, рыжий, что скажешь?
– Не понял.
– Чего уж тут непонятного. Тоже пустой?
Вова попрыгал на месте:
– Слышите, ничего не звенит.
– Разве? – иронически сказал Иван Иванович. – По-моему, звона очень даже достаточно. А почему у тебя вид такой бледный? Бессонная ночь сказывается?
– Прихворнул малость. Трясет чего-то. Ладно, товарищ начальник. Зря вы на нас бочку катите. Мы действительно старались. Жизнями, можно сказать, рисковали. Вон у Никитина рана на лице. Не побоялся. Ринулся наперерез преступникам. А они, между прочим, не только холодное, а и огнестрельное оружие при себе имели. А вы нас выгонять собрались. Ну, выгоните! А кто работать будет?
Этот вопрос, по-видимому, беспокоил и начальника.
– В последний раз, – подумав, сказал он. – Идите по местам.
Мы отправились на раскоп. На этот раз работа протекала вяло, без былого энтузиазма. Каждый в основном смотрел себе под ноги. Если в минувшие дни ребята то и дело шутили или подначивали друг друга, то теперь все притихли, поскучнели, а то и просто выглядели угрюмыми. Видимо, дело тут было не только в ночных событиях и реакции на них начальства, но в первую очередь в тягостном зрелище бесчисленных человеческих останков, грудой наваленных у наших ног. Мы продолжали стаскивать части настила, и чем дальше, тем все большая часть захоронений открывалась нашему взору. Становилось ясно: в свое время трупы бросали, как придется, лишь бы поскорее избавиться от них, а потом засыпали гашеной известью. Ее следы виднелись то тут, то там. Время от времени кто-нибудь нагибался и поднимал очередную находку. Что-то отшвыривалось, а что-то опускалось в карман.
Иван Иванович зорко следил за происходящим, но подбиранию вещей не препятствовал. Наоборот!
– Собирайте, собирайте, – поощрял он нас. – Потом, при сдаче, получите процент от стоимости вещи.
Суббоч иронически засмеялся.
– Знаем мы ваши проценты. Все себе заграбастают, – сказал он мне, – а выплатят символическую сумму, гроши какие-нибудь, да и то – в лучшем случае.
На небе по-прежнему ни облачка. Если и налетал небольшой ветерок, то легче не становилось. Он только поднимал столбы белесой пыли. Лица и тела тут же становились цвета мела. Мы то и дело бегали к бочке, обливались водой, и все равно это почти не помогало. Вода тут же испарялась, уступая место поту.
На площадке почти осязаемо чувствовалось некое напряжение. Казалось, вот-вот что-то должно случиться. И случилось!
Неожиданно для всех зашатался и рухнул на землю Вова.
– Это как понимать?! – закричал Иван Иванович. – Придуриваешься или как?
Вова закатил глаза и не отвечал. Изо рта его потекла слюна.
– Новое дело, припадочные у нас тут объявились! – всполошился Иван Иванович. – Эпилепсия? Не похоже. Солнечный удар? Давайте-ка отведите его к палаткам. Там «Скорая» стоит… Пусть помощь окажут.