Мебель в большой комнате тоже была приятная: старая кушетка с протертой твидовой обивкой, по бокам два поцарапанных журнальных столика с лампами; глубокое мягкое кресло, старое, как Мастер; коврик, сделанный из бесконечной многоцветной спирали; и два стула с высокими прямыми спинками. Мебель вся была старинная, но явно прочная. Дола окинула ее опытным глазом дочки ремесленника. Отличная мебель, на совесть сделана: поменять обивку, и она еще столько же прослужит. Вот только коврик почистить не помешает.
Джейк с Тощим некоторое время наблюдали за тем, как Дола изучает обстановку, потом вышли на улицу за ее вещами. Джейк принес и поставил у очага тяжелую коробку с припасами. Тощий забросил в одну из спален ее спальник, в другую – пару одеял и постельное белье для себя. Очевидно, ему предстояло остаться тут при ней. Судя по тому, что он непрерывно бормотал что-то про себя и смотрел кисло, ему это было не по вкусу.
Он принес коробку с книжками и журналами для Долы и поставил ее у столика. Следом вошел Джейк с последней коробкой. Он коротко кивнул Тощему, достал из коробки дробовик, переломил его, чтобы убедиться, что внутри есть патрон, снова закрыл и протянул Тощему.
– Завтра заеду, проверю, как ты тут. – Джейк подчеркнуто не глядел на Долу и не упоминал о ней, будто ее тут и не было. Тощий кивнул в ответ, Джейк вышел и плотно закрыл за собой дверь.
Дола с тревогой смотрела на ружье. Она еще никогда в жизни не видела оружия так близко. Ей сделалось не по себе. Эта вещь, предназначенная только для того, чтобы отнимать жизнь, не имела ауры – лишь холодное излучение стали. А вдруг ее, Долу, вовсе не собираются возвращать домой? Что если Джейк уехал затем, чтобы не стать свидетелем того, как ее убьют? Девочка затаила дыхание и настороженно наблюдала за тем, как человек разглядывает ружье.
Но, как только рев мотора замер вдали, Тощий поспешно запихал дробовик за кушетку. Дола облегченно вздохнула.
– Ни тебе телевизора, ни телефона, ни игровой приставки, ничего! И десять миль до ближайшего магазина! – жалобно воскликнул Тощий и плюхнулся в кресло. Из подушек столбом взвилась пыль. Он закашлялся. – Разве это жизнь?
– Ну, я по всем этим вещам тосковать не стану, – искренне сказала Дола. – А что это за место?
– Охотничий домик отца госпожи Гилбрет, – небрежно пояснил Тощий. – Она и сама сюда наезжает временами. Она из ружья белке в глаз попадает. – Он недовольно огляделся. – Ну что это за дом, голые стенки! И вообще, не люблю я ночевать в незнакомых местах. И еще звуки какие-то непонятные, аж дрожь берет...
– А мне тут нравится! – Дола огляделась вокруг, прикидывая, что тут можно сделать. Сейчас ей было не до того, чтобы держаться отчужденно: вокруг столько интересного! – Тут славно. И никаких зудящих и гудящих машин.
– Бр-р-р! – сказал Пилтон.
Из кранов к тому времени пошла наконец чистая вода. Пилтон завернул краны. В щель под дверью залетел прохладный по-осеннему ветер, пробежал по ногам, поднял маленький вихрь пыли на полу.
– Дует во все дыры! – возмутился Пилтон. – Не-ет, мне подавай такое место, чтобы можно было устроиться с комфортом, а не какую-то там хибару в глуши!
Снаружи донесся шорох и писк. Тощий вздрогнул, как ужаленный.
– Это еще что такое?
Дола, устроившаяся на коврике у очага, навострила уши. Слух у нее был куда тоньше, чем у человека, и она улавливала многое, чего он не слышал. В шорохе она различила хлопанье крылышек, в писке узнала голоса птенцов...
– Тут, на крыше, гнездо, – сказала она. – Вон с той стороны.
– Ну да, конечно! – поспешно сказал Тощий. – Я сразу так и понял. Бояться тут нечего, верно ведь?
На последнем слове его голос поднялся чуть ли не до визга.
– Тут хорошо, – сказала Дола успокаивающим тоном. «Ну надо же! – иронично подумала она. – Не хватает только, чтобы я принялась рассказывать ему сказки!»
– Угу... Ну, ты это, давай спать укладываться.
Тощий прошел в спальню, которую он предназначил для нее. Дола зашла за ним следом и остановилась у двери, наблюдая, как он стелит спальник поверх голого матраса и пытается взбить плоскую подушку. Потом Тощий порылся в бумажных пакетах, выудил оттуда ночник и воткнул его в стенную розетку рядом с кроватью. В теплом желтоватом свете лампы некрашеный кленовый пол казался янтарным.
– Вот, тут тебе будет удобно.
– Да, пожалуй. – Дола чуть заметно улыбнулась, чувствуя, как тихая ночь за стенами домика постепенно наполняет ее спокойствием и уверенностью. – А ночник можешь взять себе. Мне здесь и так неплохо. Природа кругом.
Тощий не заставил себя упрашивать. Он выдернул вилку ночника из розетки и направился к двери.
– Спасибо, – сказала Дола ему в спину. Она впервые за все время поблагодарила его, и Пилтон очень обрадовался.
– Да не за что! – сказал он. Постоял, словно хотел добавить что-то еще, потом передумал. – Мы с тобой тут неплохо уживемся. Ну, пока.
– Спокойной ночи, – ответила Дола. Тут за стеной заухала сова. Тощий побледнел, потом взял себя в руки и изобразил на лице подобие улыбки.
Среди ночи Дола встала в туалет. Проходя мимо спальни Тощего, она увидела, что из-под двери сочится свет ночника.
Мона Гилбрет вошла в «Пи-ди-кью» во всеоружии, гордо неся голову. Казалось, яркое чикагское солнце светит лишь для нее Люди на улице приостанавливались, увидев ее, и уважительно расступались, как перед какой-нибудь звездой. Мону узнавали. И это было чудесно!
Запись на телестудии прошла просто великолепно. Интервьюер держался почтительно и добросовестно давал высказаться всем женщинам-кандидатам, невзирая на их партийную принадлежность. Он подчеркнул тот факт, что Мона – уроженка Иллинойса, и напомнил, что в этом году их штат собирается послать в конгресс больше женщин-кандидатов, чем любой другой. Руководитель ее избирательной кампании остался очень доволен интервью и заверил Мону, что благодаря этому ее рейтинг должен сильно подняться. Хотя ее шансы и так были достаточно хорошими Неплохо для кампании, делающейся буквально на медные деньги. Моне выдали подробную распечатку интервью. Там было несколько удачных фраз, которые вполне можно будет использовать и в предвыборных лозунгах.
Вот еще бы пожертвований ей побольше... Но с этим у всех мелких кандидатов туго, особенно в такой сложный год, как теперь. Руководитель кампании намекнул, что неплохо было бы подбросить денег на оплату счетов. Но Мона сделала вид, что не поняла, а он не стал настаивать, сказав, что, в конце концов, кредиторы наверняка согласятся подождать до выборов, особенно если все завершится успешно. Мона знала, что этот человек надеется стать ее помощником в Вашингтоне. Ну а почему бы и нет? Он хороший организатор, умеет работать с людьми. Стенку лбом способен прошибить, если понадобится. Короче, вполне заслуживает того, чтобы войти в ее команду.