Ты, наверное, думаешь, что сошла с ума, но рассудок не теряют так быстро. Ты идешь медленно. Ты не смеешь бежать.
На парковке Саймон машет ей, сидя на плечах Андре. На фоне синего неба рука Саймона похожа на флаг, и Вонни слепо следует к ней. Она подходит к мужу и сыну и роняет сумку на землю. Саймон прыгает к ней на руки.
— Я припарковался во втором ряду, — говорит Андре.
На нем солнечные очки, так что Вонни не видит его глаз. Он подбрасывает ключи.
— Ты мне что-нибудь привезла? — спрашивает Саймон.
Андре поднимает сумку, а Вонни показывает на боковой карман. Там лежит мягкая игрушка, которую она купила в магазинчике рядом с домом Джилл. Маленький желтый цыпленок с пищалкой. Андре бросает цыпленка Саймону и идет к пикапу.
— Ух ты! — восхищается Саймон, заставляя цыпленка пищать.
— Отец отказал, — говорит Вонни мужу. Никто не догадается, как ей плохо, хотя ее ноги ноют, словно она только что пробежала марафон. — Он не даст нам денег.
— Отлично, — отвечает Андре.
Его тошнит от лета и жары.
— Что именно тебе так нравится? — спрашивает Вонни.
— Ради бога, прекрати! — говорит Андре. — Хватит выворачивать мои слова наизнанку.
Они подошли к пикапу. Когда Саймон забирается в кабину, Андре и Вонни оказываются лицом к лицу. Андре отводит глаза.
— Ему уже давно на тебя наплевать. Не знаю, почему ты решила, что теперь все изменилось. — Он жесток и знает это. — Как дела у Джилл? — Он переводит разговор на более безопасную тему.
Оба садятся в машину. Вонни застегивает на Саймоне ремень безопасности, пока малыш изучает новую игрушку.
— Говорит, что приедет в гости, — отвечает Вонни. — Ее дочка носит фиолетовые кеды. Похожа на Джоди, только не такая угрюмая.
Андре заводит пикап и слишком поспешно пятится назад, при этом чуть не задевает «ягуар» с нью-йоркскими номерами. Прошлой ночью он раз в час заглядывал к Саймону. Но, даже слыша глубокое дыхание спящего сына, не мог успокоиться. Ему отчаянно хочется рассказать Вонни правду, прямо здесь и сейчас. Он загадывает, что, если сумеет дотерпеть до дома, все будет хорошо. Он больше не понимает, что произошло. Злится, как будто его обманули. Еще немного, и он начнет винить Вонни. Ее не было дома; она отправилась просить у отца денег, хотя оба знали, что это безнадежно.
По дороге домой они не разговаривают друг с другом. Вонни рассказывает Саймону о самолете и обещает когда-нибудь взять его с собой. Саймон сообщает, что Саманта Фрид умеет ходить по канату. Вонни улыбается и с любопытством смотрит на Андре.
— Он гостил у них днем, — поясняет Андре, как бы защищаясь. Он крепко держится за руль. Вонни кажется ему красивой, но такой далекой. — Его пригласила Элеонора Фрид.
Вспомнив о Саманте, Саймон с сомнением глядит на свою новую игрушку. Он совсем забыл, что на самом деле хотел Заботливого мишку, как у Саманты.
— Тупой дружок Джоди врезался в «харлей», — сообщает Андре.
— Замечательно, — вздыхает Вонни.
— По-твоему, это я виноват? — спрашивает Андре.
Саймон смотрит на свои ботинки с исцарапанными носками.
— Я этого не говорила, — отвечает Вонни.
Она устала. Ей плевать, виноват он или нет.
Андре умолкает и поворачивает на их улицу. Они проезжают мимо Фридов, и Вонни видит, что между двумя деревьями действительно натянута веревка. Высоко над головой, где не сходятся ветки деревьев, — кружок ярко-голубого неба. Вонни обнимает Саймона за плечи и притягивает его ближе. Она ужасно скучала по сыну. Она не хочет его отпускать.
Они паркуются на подъездной дорожке, и Вонни видит на улице Элизабет Ренни, которая кормит птиц. Ей больше не нужны трости. От звука мотора Элизабет Ренни вздрагивает и поворачивается к ним.
— Смотрю, вам намного лучше! — кричит Вонни через лужайку.
Андре хватает сумку Вонни и поднимается на крыльцо. За дверью скулит Нельсон — просится на улицу.
— Намного лучше! — кричит в ответ Элизабет Ренни.
Когда Нельсона выпускают, он бежит к Вонни и прыгает на нее. Она смеется, отпихивает пса и идет к дому, чувствуя, как дрожат ноги. Главное — не останавливаться.
Внутри наверняка прохладно. Тебе полегчает, как только ты войдешь. Сегодня ты развесишь белье на веревке, но завтра, когда придет пора забирать сына из дома его новой подруги, пройдешь лишь половину дороги и бегом вернешься домой. Твои ноги снова станут резиновыми. Тебе покажется, что тебя засасывает небо. Ты скажешь мужу, что подвернула лодыжку, и, конечно, он тебе поверит. Когда он заберется в пикап и поедет за сыном, ты сядешь за кухонный стол и будешь сидеть, пока не перестанешь дрожать. Ты будешь всем телом чувствовать, как сжимается круг, пока не определишь границы безопасности. Не пройдет и недели, как ты не сможешь выходить из дома.
К тому времени продуктовый магазин и почта станут такими же недосягаемыми, как далекие планеты.
Чилмаркский великан продает циннии и яйца летом, тыквы и хризантемы осенью. Никто из покупателей его не видит. Они берут товары с придорожного лотка из необструганных сосновых досок. Бросают монеты в прорезь в крышке кофейной банки и рассуждают о разнице между деревенской и городской жизнью. Польщенные доверием, люди обычно честны, платят за тыквы или букеты цветов и забирают сдачу. Несколько раз в год подростки крадут деньги из кофейной банки. Местные ребятишки время от времени таскают яйца и весело кидаются ими друг в друга. Великан видит кусочки расколотой коричневой скорлупы и темно-желтые потеки посередине дороги. В сумерках он приносит ведро воды из дома и, как умеет, смывает подсохшие яйца. Об остальном позаботятся вороны.
Вопреки россказням мальчишки, который привозит продукты и куриный корм, великан отнюдь не старик. И ростом он не восемь футов, хотя в иных местах дома ему приходится наклоняться, чтобы не задеть головой потолок. Его старый дом построен для невысокого мужчины — дедушки великана, Эдварда Таннера, ростом пять футов шесть дюймов. Великан по утрам пьет кофе из белой с синим стаффордширской чашки, которую дед привез с собой из Англии. Великану двадцать четыре года. Большинство жителей Чилмарка так давно его не видели, что забыли о его существовании. Несколько старух хорошо помнят его деда, Эдварда Таннера; он целовал их летними вечерами.
Великан приехал в октябре. Дождливая ночь пахла деревом, и его дед пил пиво и начищал ботинки. Когда заколотили в дверь, деду захотелось прыгнуть в кровать и накрыться одеялом. Что-то подсказывало ему не открывать. Его не раз навещали разозленные мужья, и хотя для этого он уже слишком стар, остались и другие неоплаченные счета. Он кое-кому задолжал и никогда не верил в налоги. Он решил, что пришли по официальному поводу, потому что стучали очень настойчиво.