Полковник взглянул на Павла, как на дохлую мышь, и сквозь зубы произнес:
– Сам, что ли, не видишь. Придурок этот малолетний залез на крышу и сейчас оттуда сиганет к нам в гости. А до этого бойкий малютка перебил всю свою родню.
– Каковы же причины?
– Следствие разберется. Да убери ты, к чертовой матери, свой диктофон! Обычная бытовуха. Мальчишка, по свидетельству знающих его, капризный, истеричный… Родители ему пообещали купить какую-то там доску для катания с гор. Симонян, как называется? Да, сноуборд. Вот из-за этого сноуборда он их и порешил. У всех, говорит, есть, а у меня нет! Так он нашим ребятам там, на крыше, – полковник указал дланью вверх, – разъяснил мотив своих действий. Дальше происходило следующее. Отец, понимаешь, на кухне с другом выпивали вечером. Мальчонка, видать, завел разговор об этом своем сноуборде, да не вовремя. Слово за слово… Ну, сам понимаешь…
– Откуда у него пистолет?
– Самоделка. Из газового переделан… Вот я бы этих в Думе, которые ратуют за свободное ношение нарезного оружия, сюда пригласил. Пусть бы посмотрели, к чему это приводит. Короче, он отца с другом пристрелил, а потом и мать… Может, и не хотел… Кто теперь узнает. Соседи слышали выстрелы, но значения не придали. Сейчас петарды кругом хлопают… Значит, парнишка сгоряча пристрелил троих, а потом, видать, вовсе в раж пришел, а может, ополоумел от содеянного. И ничего лучшего не придумал, как прирезать деда и бабку. Они уже спали. Вот он их сонных и прикончил. Всю ночь он в одной квартире с трупами просидел, видать, думал: что дальше делать. Ну и надумал – вылез на крышу. Сосед утром пошел на работу, смотрит, у Никулиных дверь приоткрыта. Он сначала позвонил, а потом, поскольку никто не откликался, вошел в квартиру…
– Сколько же он там стоит? – спросил Павел.
– Да черт его знает! Часа три точно.
– И какое ему грозит наказание?
Полковник пожал плечами:
– Суд решит. Но он – малолетка. Так что… – Он неопределенно помахал в воздухе ладонью. – Все, парень! Интервью окончено. Поезжай в свою газету, строчи материал, а у меня под ногами не путайся. Э-э, вон его классную привезли, может, уговорит пацаненка.
Из милицейского «Форда» выгрузилась дама несколько растрепанного вида и устремилась к полковнику. Видимо, ей уже обрисовали ситуацию.
– Где он?! – воскликнула дама.
Полковник взмахом руки показал, где находится мальчик.
– Дайте мегафон, дайте скорее!..
– Вас как величать? – спросил полковник.
– Эльвира Борисовна.
– Вот что, Эльвира Борисовна, отправляйтесь на крышу и постарайтесь уговорить своего воспитанника спуститься и сдаться. Симонян, проводи! – Полковник вновь взял рацию. – Ну, как он там?
– Все так же. На уговоры не реагирует.
– Сейчас его классный руководитель к вам поднимется.
– А может, не нужно? Как бы не напортить. Мальчишка вроде приходит в себя.
– Она уже пошла. Ничего, не помешает. Держите меня в курсе.
– Учительница появилась на крыше… Так. Спрашивает у нас разрешения подойти к нему. Разрешить?
– Пусть подходит.
– Ясно. Она направляется к мальчику. Подошла… Ага, начала на него кричать.
– Скажите ей, чтобы поменьше разорялась. Не в классе.
– Она нас не слушает. Продолжает в том же духе.
– А мальчишка?
– Не обращает на нее внимания. Стоит, как замороженный.
– Ясное дело. Поторчи-ка три часа на ледяном ветру. Вы к нему подойти можете?
– Попробуем. Он вроде приближается к ней. Эй, парень?!. Ты чего делаешь?! Он схватил ее!!! Тянет за собой!!! Ой!!! Ничего себе!!! Стой, парень, стой!!!
В этот миг Павел увидел, как от края крыши отделились два вцепившихся друг в друга тела. Дальше все происходило как при замедленной съемке.
– Ах… твою мать! – заорал полковник.
Собравшийся возле дома народ ахнул и взвыл. Сзади Михалыч непрерывно щелкал фотокамерой.
Оба тела грохнулись на землю одновременно, так и не расцепившись. Звук был такой, словно упали два тяжелых мешка с картошкой. Учительница оказалась снизу, а мальчик на ней. Голова Эльвиры Борисовны треснула, и в разные стороны полетели брызги крови и сгустки мозгового вещества. Толпа ухнула и рванулась к телам.
– Всем отойти! – заорал полковник, но его никто не слушал.
Павла притиснули почти к самым ногам несчастных, и от открывшегося зрелища его чуть не вырвало. Их руки и ноги были вывернуты самым нелепым образом. Черепная коробка классного руководителя раскололась, как орех, забрызгав все вокруг своим содержимым, вылетевший глаз прилип к шее мертвого мальчика…
Толпа напирала, и Павла чуть не опрокинуло на трупы. Но впереди всех, на карачках, стоял фотокор Михалыч и невозмутимо продолжал съемку.
Некоторое время люди с жадным любопытством пялились на распростертые тела, потом вдруг отпрянули, отвернулись и стали поспешно расходиться. Возле погибших образовалась странная пустота, даже милиционеры старались не смотреть в их сторону. Потом кто-то принес старую простыню, и тела поспешно прикрыли.
С крыши спустилась группа захвата, состоявшая из двух молодых людей сурового вида. Один был в штатском, второй – в форме.
– Как же так?! – заорал полковник. – Вы куда смотрели?!
– Она как его увидела, – стал оправдываться тот, что в штатском, – сразу к нему и бросилась. А он словно ее и ждал. Вцепился и потащил за собой. Мы ей говорили: не ходи к нему.
Начальник в сердцах лишь махнул рукой.
– Я закончил, – сообщил Павлу фотокор. – Больше тут делать нечего.
– Нужно бы расспросить соседей, что за семья эти Никулины.
– Тебе это нужно? Полковник же все рассказал. Ты, кстати, фамилию его записал?
Павел кивнул.
– Не забудь упомянуть. Они это любят. Хотя в данном случае, возможно, и не стоит. Ведь с училкой – его идея. – Михалыч хмыкнул. – Сгубили бабу ни за понюх табака. Хотя кто тут виноват?.. Возможно, училка мальчишку еще в школе достала, а тут терять нечего. Одним мертвяком больше… – Фотокор сплюнул. – А снимки крутые получатся. Прямо конфетка! На Пулицеровскую премию тянут. И как они летели – снял, и как шмякнулись… Глаз этот выбитый на шее у парня! Блеск! Газетку из рук рвать будут. Потребую оплатить не вдвойне, а втройне. Смотри-ка, коллеги прибыли. – Михалыч кивнул на подъехавшие «десятку» с надписью на боку «Дорожный патруль» и микроавтобус из «Московского комсомольца». – Опоздали ребятки. Долго спите. Поехали, Паша, в контору. Нечего тут валандаться.
Материал действительно получился сногсшибательным. «Слепил» его Павел весьма оперативно, а снимки Михалыча вызвали всеобщий восторг. Начальство от удовольствия потирало руки. Через несколько часов мальчишки-газетчики хриплыми голосами орали на слякотных московских улицах: «Кровавая драма… Убийца собственной семьи унес на тот свет и свою учительницу… Роковой прыжок с крыши… Трагедия в семействе Никулиных…» и тому подобные завлекательные призывы. Люди охотно покупали «свежую мертвечину».