Секретарша плакала в моей узенькой приемной над «Антикризисным PR-ом» Ольшевского.
— Ты тоже кого-нибудь встретишь, — успокаивала ее Анжела. Очень серьезно и виновато.
Секретарша любила Анжелу. Ей казалось, что всех, кого ей надо было встретить, она уже встретила. На столе лежала открытая книга.
Томпсон. «Стратегический менеджмент».
Когда Артему было три года, он просил меня дать ему покурить. Я не давала, и он плакал. Мне было жаль его, потому что я понимала, что его слезы искренние — ему действительно хотелось покурить. Но я улыбалась — потому что никак не могла разделить его горе.
Я смотрела на рыдающую от несчастной любви секретаршу и пыталась вспомнить, сколько дней назад моя домработница просила купить ей стиральный порошок.
Анжела за ее спиной закатывала глаза, строила рожицы и просила меня помочь ей прекратить эту истерику.
В какой-то момент мне стало жалко свою подругу, и, посмотрев на часы, я воскликнула:
— Анжела, уже пять! Папа убьет тебя! Иди, мы тут сами разберемся.
Я разобралась с секретаршей довольно быстро. Просто отправила ее домой.
Какая-то роковая женщина моя подруга Анжела. Интересно, сколько стоит операция по увеличению груди?
Если вы не умеете летать, значит, вам это не нужно
Отдельная история — одеваться, чтобы сходить в гости к моей свекрови. Я выбрала юбку, за которую когда-то заплатила $1600 (бывали же времена). Розовые лотосы на белом фоне.
Carolina Henera.
Еще я однажды подарила своему любовнику на День святого Валентина пижаму Brioni за $1200.
Шелковую. В Торговом доме «Москва» купила. Не удержалась — и оставила чек в коробке. Высшая степень снобизма. А то бы вдруг он не узнал, сколько стоит пижама у Brioni? На Восьмое марта он преподнес мне шикарный букет роз. Первого апреля — в день смеха — мы расстались.
Рома еще раз победил всех конкурентов. Не зная об этом. Или все-таки догадываясь?
Я ехала с родственным визитом к своей свекрови. И к ее прекрасному, экзальтированному мужу. Надеюсь, гомосексуализм по наследству не передается. Рома, когда танцует, любит покрутить попой. О чем я думаю?
Их газон был аккуратно подстрижен. Садовник в зеленом комбинезоне собирал пылесосом редкие листья. Из-за грохота пылесоса говорить было невозможно. Что лучше: несколько романтичных желтых листьев на клумбе или этот рев на весь участок? Дело вкуса. Для моей свекрови — рев.
Она сама была похожа на клумбу — такая же подстриженная и ухоженная. И такая же осенняя.
Я сообщила свекрови, что она отлично выглядит. Льщу по привычке. Она рассмеялась своим знаменитым басистым смехом. Странно, почему бы ей не любить меня? Все-таки я мама Артема.
Это нейтрализует тот факт, что я жена ее сына?
Садовник выключил пылесос. Спросил, может ли он идти. С характерным таджикским выговором. Назвал свекровь «хозяйка». Меня — «сестра».
Садовник был у них новый. Но мне показалось, что мы раньше встречались. Эти таджики кочуют с дачи на дачу по всему Рублево-Успенскому.
Фиолетово-сиреневый свекор смотрелся очень эпатажно в окружении моих девушек — Мадам и Эрудита. Наверное, эпатаж — неплохая защитная реакция для тех, кто в ней нуждается. Хотя непонятно, зачем она свекру с его миллионами?
Мы со свекровью стояли в разных углах их огромной, захламленной гостиной. Никто не спешил начать дежурный разговор. Так в кино показывают дуэлянтов, которые медленно сходятся. Ее первый выстрел был в воздух. Очень благородно.
— Выпить хочешь?
Я не хотела. Я за рулем. Мне было неинтересно пить со свекровью. Я ее боялась.
— Хочу.
Если уж свекровь стреляла, то она попадала туда, куда хотела. Мы выпили бутылку Willa Antinori, обсуждая мою юбку. Вторую бутылку мы выпили, обсуждая ее юбку (джинсовая Armani). Казалось, говорить больше не о чем.
Мы открыли третью бутылку.
— Ты не бойся, он к тебе вернется, — сказала свекровь, покручивая тонкую ножку бокала двумя пальцами.
Я и не боялась. Но слышать это от свекрови было приятно.
— Может, и не вернется, — почему-то сказала я. Наверное, чтобы сделать ей приятное. — Все-таки я была не самая лучшая жена на свете.
Мне стало невероятно жалко и Рому, и себя.
И очень хотелось, чтобы свекровь меня тоже пожалела.
— Да и мать ты была так себе, — сказала свекровь, — помнишь? Когда только Артем родился? Не мать, а прям ебтвоюмать, честное слово.
Я терпеть не могла свекровь с самого начала.
— Да не плачь ты. Все мы одинаковые, — утешила меня Ромина мама. Как могла.
Мы чокнулись.
— Давайте за наших детей, — сказала я.
— И за наших мужиков.
Я кивнула.
— Хотя моего-то мужиком трудно назвать. В нем от мужика только то, что деньги зарабатывает. Да нервы треплет. А в остальном…
Она беспомощно посмотрела на меня и допила вино. Жадно. Так, словно вливала в себя какую-то силу. Или лекарство. Или яд.
Уже стемнело. И даже перестал рычать пылесос на улице.
— Ну и не надо его как мужика воспринимать, — сказала я. — Лучше как подружку. Даже здорово — можно о ресничках поговорить, об имплантатах, о косметике.
Свекровь недоверчиво уставилась мне прямо в глаза.
— Конечно, — я пожала плечами, — ведь главное — чтобы он вас не бросил. Правильно? Ведь уже возраст… — я испуганно взглянула на нее, но она только устало кивнула, — и не хочется заботиться о деньгах, и чтобы близкий человек рядом был…
— Это мне за мою молодость, — неожиданно засмеялась свекровь. — Ты думаешь, ты гуляла? Это я гуляла! Ого-го как! — Она встала, чуть не опрокинула стул, подошла к телевизору. По губам было видно, что она матерится. — Нашла! — Она взяла пульт и включила МУЗ-ТВ. Филипп Киркоров пел что-то зажигательное. Она плавно повела плечами, руками, бедрами.
«Когда состарюсь, ни за что не буду танцевать», — подумала я.
— Давай! Давай! — позвала свекровь, и мы на пару станцевали танец из «Криминального чтива». Я исполняла партию Траволты. Она зажимала нос двумя пальцами, пока не упала на пол.
Глядя на нее сверху, я подумала, что это всего лишь старая пьяная женщина. Которую давно не любит муж.
— Я сама! — Свекровь отпихнула мою руку и с трудом поднялась. — Значит, говоришь, реснички, имплантаты?
— Конечно. — Я кивнула.