Примерно так я писал в посольства, консульства, ФБР, ФСБ и так далее. Отправил письмо даже Кириллу, который отсюда казался совершенно нереальной персоной. Написал в Америку мистеру Джордану. Написал даже в ООН. Надо сказать, они все не молчали. Приходили ответы. Иногда очень содержательные. Смысл всех ответов сводился примерно к следующему: поскольку в стране совершен государственный переворот и ведется гражданская война, нам (идет название организации) не представляется пока возможным установить контакт с теми официальными лицами и структурами, которые могли бы повлиять на ваше освобождение. Тем не менее мы заверяем вас, что нами (снова название организации) делается все от нас зависящее, чтобы предпринять все необходимые меры. Как только ситуация в стране стабилизируется…
На самом деле мы были совершенно никому не нужны. Жан-Эдерн потом объяснил, что правительства большинства стран отказываются вступать в прямые переговоры с террористами, если заложники были захвачены на территории другого государства. Это обязаны делать местные власти. Тем более что нас всего пятеро. Если бы человек пятьдесят, они могли бы почесаться. Помощи ждать было неоткуда. ФБР прислало инструкцию о том, как вести себя, если вы оказались в заложниках. ФСБ сообщила, что Вахид Ахсаров, он же Хусейн Джебраль, разыскивается как особо опасный преступник, виновный в совершении террористических актов на Котельнической набережной и в переходе метро на Пушкинской площади. Спасибо, господа, что вы сообщили органам, где он теперь скрывается, негодяй…
В последнюю ночь мне приснился странный сон. Я в Москве, зима. Хрустящий, свежий морозец, прозрачный чистый воздух, свежевыпавший снег ослепительно бел. Какие-то старые дома в центре, закоулки. Я иду, бегу по снегу, проваливаюсь по колено, счастливый как безумец. Что-то странное случилось с городом, еще не могу отчетливо понять, что именно. Праздничная, веселая нота в воздухе. Словно попал в такое будущее, где все действительно очень хорошо, здорово. Как надо, как хотелось бы. На балконе стоит старик в полосатой пижаме. Дышит воздухом и не боится холода. Я спрашиваю у него:
— Почему в городе остались только продуктовые магазины и магазины косметики?
— Потому, — отвечает он, — что людям теперь нужно только кушать и быть красивыми. А больше ничего не надо.
— А почему так мало людей на улице? Особенно стариков?
— Они стали ангелами. Сейчас вообще многие идут в ангелы. Очень экономно. Есть не надо, одежда тоже не требуется. Только нужно покупать духи. Продаются специальные духи для ангелов.
— А компьютеры остались? — продолжаю спрашивать я.
— Вообще-то нет. Они теперь никому не нужны. Мы даже не знаем, как появляются товары в магазинах. Просто все само собой возникает. Только некоторые компьютеры остались, красивые. Makintosh, например. Где прозрачная клавиатура.
— А курение? Люди сейчас курят или нет?
— Нет.
— Им что, запретили?
— Нет, конечно. Просто всем одновременно расхотелось. Люди проснулись и почувствовали, что многих вещей им больше не хочется. Всего лишнего не хочется. Но запрещать никто ничего не запрещает.
— А злые люди? — любопытствую я. — Злые люди еще есть?
— Злых нет, — охотно отвечает старик. — Пришли ангелы и забрали всех злых людей.
— Как же они отличили добрых от злых? — Я удивлен. Старик смотрит на меня, пожимает плечами:
— Разве вы сами не знаете, кто добрый, а кто злой? Разве вы сами этого не чувствуете?..
Вот такой смешной детский сон. Я еще подумал: он обязательно должен что-то означать. Что-то важное. А среди дня к полю подъехали Али Хамза с чеченом. Без слов, молча взяли меня с собой, повезли в оазис. У мечети стоял разбитый микроавтобус «мазда». Рядом с ним, усевшись на корточки, курил мужчина средних лет в камуфляже и круглых очках в серебристой оправе. Холеное, гладко выбритое лицо покрыто тонким, аккуратно-оливковым загаром. Черные волосы ежиком, высокий лоб, умные, с прищуром, глаза. Камуфляж ему абсолютно не шел. Выглядел незнакомец мирно. Вертел в свободной руке пачку «Данхилл»,
— Иды, твой новий хозяин. — Чечен подтолкнул меня к микроавтобусу.
— Что вы сказали? Что значит «новый хозяин»?
— Продали ми тэбя, — невозмутимо ответил он, блестя золотыми коронками. — Пакупатэл нашелся, хароший деньги за тэбя дал.
— А жена, дочка?! Я никуда без них не пойду! Лучше убейте сразу, я никуда не пойду!
— Иды, русский! — Чечен толкнул меня в грудь. Я пошатнулся, слабый, с трудом удержался на ногах. — Скажи Аллаху спасиба, я тэбэ нэ пристрэлил с тваими виродками вмэсте. Иды!
Но они не стали дожидаться, пока я пойду сам. Двое верзил схватили меня, поволокли, затолкали в машину. Незнакомец в камуфляже равнодушно наблюдал за всей сценой. Я понятия не имел, кто он такой, куда меня повезут и что будет дальше. Самое ужасное, что Таня и Машка даже не знали, куда и зачем забрали меня с макового поля. Я был уверен, что никогда их больше не увижу.
Из интервью телекомпании Си-эн-эн:
…нас держали там как рабов. Да, именно как рабов. Они вряд ли рассчитывали на выкуп. В стране есть подпольный рынок невольников. Это на территориях, контролируемых племенами. Там совершенно другая страна, другие обычаи. Полное средневековье. Берберы очень хорошо вооружены, у них есть автоматическое оружие, легкая бронетехника, минометы, даже «стингеры». Правительство могло только мириться с их существованием, не больте. Основной бизнес на этих территориях — выращивание опия. Берберы не занимаются опием, они только покупают его у крестьян за гроши и перепродают дальше. Или захватывают рабов, чтобы обрабатывать плантации. В основном, конечно, мак выращивают крестьяне. Это их единственный источник дохода. Если у крестьян отнять мак, они умрут от голода. Транснациональным наркодельцам выгодна такая ситуация. Они закупают сырье или неочищенный героин по очень низкой цене. Для производства героина требуется простой сарай, элементарное оборудование, несколько подсобных рабочих и уксусный ангидрид, который без труда ввозится контрабандой. Некоторые «лаборатории» производят в год более 100 килограммов морфина, из которого потом вырабатывается героин. Сеть «муравьев», как их здесь называют, переправляет готовый продукт в Европу. За 10 килограммов опия, из которого получается килограмм морфина, крестьянин получает около 600 долларов. Примерно половину он отдает хозяину — главарю банды, которая контролирует данный район. Оптовики в Турции и Египте продают килограмм героина за 12 тысяч долларов, а розничные торговцы в Голландии или Германии — за 50 тысяч. Это цифры из Геополитического обзора наркотиков, я наткнулся на них случайно, в одной из газет. Своими глазами я видел только первое звено этой цепочки. Я убежден: производство опия можно уничтожить только одним путем. Необходимы серьезные инвестиции в сельское хозяйство, внедрение альтернативных сельскохозяйственных культур. Кроме стран Запада, эти инвестиции сделать не в состоянии никто. Если Запад хочет решить проблему наркомании, ему необходимо установить прочный мир с арабскими странами. Чем дольше будет продолжаться конфронтация, тем больше опийного мака будет производиться в этих государствах — на плантациях, где трудятся рабы.