— Одну или две. Но они не произвели на нее никакого впечатления.
— Может, ты не так понял… — начала Феба.
— Что?
— Причину, почему она охладела к тебе. Я уверена, что это не твой вид. Она ведь наполовину слепа.
— Тогда чего она хотела от меня? — простонал Король Тексас— Я построил ей гавань. Построил дороги. Разровнял землю, чтобы она могла нагрезить свой город.
— Она когда-нибудь была красивой?
— Никогда.
— Ну хоть немного?
— Нет. Когда я ее встретил, она уже была старухой. К тому же повешенной. Она была грязная, и от нее плохо пахло…
— Но?
— Что «но»?
— Но ты ее любил?
— О да Я любил в ней огонь. Страсть к жизни. И конечно, ее рассказы.
— Она хорошо рассказывала?
— Конечно. Она же из Ирландии. — Он улыбнулся. — Именно так она создала этот город. Она рассказывала его, вечер за вечером. Сидела на земле и рассказывала. Потом за сыпала, а утром возникало все, о чем она говорила. Дома. Памятники. Голуби. Запах рыбы. Туман. Она все сделала из историй и снов. Я никогда не видел ничего более удивительного, чем эти утра, когда она просыпалась и смотрела на то, что накануне придумала.
Слушая его исповедь, Феба прониклась к нему более теплыми чувствами. Конечно, он свихнулся от любви, как говорила Мэв, но самой Фебе хорошо знакомо это чувство.
Откуда-то сверху донесся гул. Из трещины на потолке посыпались камешки.
— Иад приближается, — сказал Король.
— О боже.
— Думаю, город уже разрушен, — произнес Король, и в голосе его звучало печальное спокойствие.
— Я не хочу быть похороненной здесь.
— Этого не случится. Я сказал Мэв правду: иады придут и уйдут, а камень останется. — Гул повторился, заставив Фебу вздрогнуть. — Если ты боишься, давай я тебя обниму.
— Нет, все в порядке, — ответила она — Я только хочу взглянуть, что там происходит.
— Тогда пошли со мной.
Король вел Фебу по лабиринтам своих владений — на стенах он тысячу раз запечатлел собственное лицо, репетируя роль в любовной драме, которую теперь уже не сыграть, — и громко рассказывал о жизни внутри горы. Но падающие сверху камни разрушали изображения, а грохот заглушал его слова, так что Феба разобрала лишь фрагменты.
— В общем, камень не такой твердый, — говорил он. — Все становится текучим, если ждать достаточно долго…
И потом:
— Конечно, сердце у меня каменное, но оно все равно болит…
И еще:
— Сан-Антонио — хорошее место для смерти. Будь я человеком, я хотел бы пасть при Аламо…
В конце концов, минут через десять таких отрывочных разговоров, они вошли в громадную пещеру с отполированным до блеска полом. Этот пол, как перископ, отражал все, что происходило на поверхности земли. Зрелище ужасало: темная волна иадов катилась по улицам, где Феба проходила всего несколько часов назад. Она увидела, как по улице прокатилась голова какой-то гигантской статуи, сметая на своем пути целые дома, и как посреди площади приземлился небольшой остров с бьющимися на нем рыбами. Увидела корабли, застрявшие среди шпилей собора: их якоря свешивались вниз, как веревки колоколов.
А сверху падали дождем существа, поднятые из глубин моря снов. Некоторые напоминали рыб, но другие — фор мы, вдохновленные рассказами моряков или вдохновляющие их, — выглядели куда более странно. Вот морская змея с глазами, горящими, как маяки. А вот праматерь всех осьминогов, обвившая щупальцами мачты затонувшего корабля.
— Черт побери, — скачал Король Тексас, — Она всегда любила свой город больше меня, но я его переживу.
Феба промолчала. Она обратила взгляд к иадам. То, что она увидела, действовало на ее рассудок как душевная болезнь, страшная и неизлечимая. Оно не имело лица. Не разбирало вины. Может быть, не имело сознания. Оно наступало просто потому, что могло наступать, и остановить его было невозможно.
— Они уничтожат Эвервилль, — сказала Феба.
— Возможно.
— Нет. Невозможно.
— Тебе-то что? Ты, кажется, не очень его любишь.
— Не очень. Но я не хочу видеть, как он гибнет.
— Ты и не увидишь, — напомнил Король Тексас— Ты здесь, со мной.
Феба призадумалась. Конечно, он вряд ли согласится помочь. Но есть другой способ.
— Если бы я была Мэв…
— Ты не такая сумасшедшая.
— Но если бы я была ею». И если бы я основала город — не историями, а собственными руками…
— Что тогда?
— Тогда, если бы кто-то спас его от разрушения…
Она рассчитала правильно. Последовали пятнадцать секунд молчания, в течение которых Ливерпуль дрожал и рушился под ее ногами. Потом Король сказал:
— Ты бы могла полюбить за это?
— Могла бы.
— О боже, — прошептал он.
— Похоже, иады покидают город. Они движутся по берегу.
— По мне. Я ведь камень, помни это, — сказал Король, потом погладил неуклюжей рукой ее лицо. — Спасибо. Ты дала мне надежду. — Он повернулся и пошел к выходу. — Оставайся здесь.
— Я не…
— Я говорю, оставайся и смотри.
Во время путешествия к Мем-э Б'Кетер Саббату Ной говорил Джо о страхе, который наводят иады своим приближением, но только теперь, выброшенный на улицы Ливер пуля, Джо увидел все своими глазами. В Б'Кетер Саббате иадов сдерживали Зерапушу, и Джо, ставшему бесплотным духом, наверное, ничего не грозило. Но сейчас он повсюду видел людей, кричащих и стонущих от переполняющего их невыразимого ужаса. Кто-то падал на землю, закрывая голову руками; другие, стремясь избавиться от страшных видений, разбивали голову о камни или разрывали себе грудь.
Не в силах им помочь, Джо продолжил путь, чтобы по крайней мере засвидетельствовать злодеяния иадов. Если есть высший суд, где они ответят за свои преступления, он там выступит.
Впереди на улице горел большой костер. Пламя сияло в пыльном воздухе, а вокруг него собралось человек двадцать. Они громко молились, взявшись за руки:
— Ты, кто разделен, соединись в сердцах наших… Похоже, они обращались к шу.
— Ты, кто разделен…
Однако их молитвы не были услышаны. Иады оставили город, но клочья их тучи еще блуждали по улицам, и один из таких клочков, напоминавший темную колонну высотой футов десять, появился из-за угла улицы и направился к костру. Одна из молившихся — юная девушка с алыми, как роза, губами — вырвалась и побежала прочь, дико крича. Мужчина, сидевший слева, поймал ее за руку и потащил назад.