Он не сразу вспомнил, как попал домой. Кого-то он с собой привел, в этом он был уверен. Он привел Флетчера. Они ждали до сумерек… Кажется, так. Ждали в развалинах, пока не зажглись первые звезды, а потом вернулись пешком по боковым улицам, где почти никого не было. Машина его так и осталась стоять возле здания масонской ложи. Он смутно помнил, как Флетчер сказал, что ненавидит машины, но тут Эрвин сам себе не поверил, решив, что эта фраза ему приснилась. Как можно ненавидеть машины?

Эрвин попытался поднять голову, но его сразу же замутило, и он снова лег на пол. На это его движение из угла откликнулся чей-то голос, Флетчер был здесь, в комнате.

— Проснулся, — сказал он.

— Я, кажется, простудился, — пожаловался Эрвин. — Чувствую себя ужасно.

— Пройдет, — успокоил его Флетчер. — Лежи спокойно.

— Мне нужно воды. И аспирина. Моя голова…

— Не валено, что тебе нужно, — прервал его Флетчер. — Это тоже пройдет.

Несколько рассердившись, Эрвин все же чуть-чуть повернул голову, чтобы увидеть Флетчера, но взгляд его натолкнулся на обломки мебели — одного из четырех кресел в колониальном стиле, стоивших ему несколько тысяч. Эрвин простонал:

— Что случилось с моим креслом?

— Я его сжег, — ответил Флетчер.

Это было уже слишком. Проклиная себя за доверчивость, Эрвин с трудом сел и обнаружил, что прочие кресла тоже разбиты в щепки, а вся комната — он содержал ее в том же порядке, что и свой архив, — совершенно разгромлена. Со стен исчезли гравюры, на полу валялись птичьи чучела из его коллекции, сброшенные с полок.

— Что произошло? — спросил он. — Ограбление?

— Это твоя работа, не моя, — ответил Флетчер.

— Не может быть.

Эрвин поискал гостя глазами и увидел, что Флетчер сидит в уцелевшем кресле спиной к хозяину. Гость смотрел в окно. За окном было темно.

— Поверь, это ты, — проговорил Флетчер. — Нужно быть хоть немного уступчивее.

— О чем вы? — не понял Эрвин. Он рассердился, отчего голова у него разболелась еще больше.

— Ляг и лежи, — велел гость. — Сейчас все пройдет.

— Прекратите повторять одно и то же! — воскликнул Эр вин. — Я требую объяснений, черт побери!

— Объяснений? — переспросил Флетчер. — О, это всегда непросто. — Он отвернулся от окна; Эрвин не понял, как это вышло, но кресло каким-то образом повернулось вместе с гостем. При свете огня Флетчер выглядел лучше. Кожа казалась здоровее, чем прежде, глаза ярче. — Я уже сказал, что пришел сюда с определенной целью.

Эту часть их беседы Эрвин вспомнил легче, чем все остальное.

— Бы пришли спасти меня от банальности, — сказал он.

— И как, по-твоему, я сделаю это?

— Не знаю, и сейчас мне не до этого.

— А до него? — спросил Флетчер. — До твоей мебели? Поздновато. До твоих безделушек? Тоже поздновато. Боюсь…

Эрвину не нравился этот разговор, совсем не нравился. Он дотянулся до каминной полки, ухватился за край и попытался встать.

— Что ты делаешь? — поинтересовался Флетчер.

— Хочу найти лекарства, — ответил Эрвин. Было бы глупо говорить, что он собирается вызвать полицию, ни к чему только раздражать гостя. — Вам что-нибудь нужно? — вежливо добавил он.

— Например?

— Например, что-нибудь поесть или попить. У меня есть сок, содовая…

Ноги у него подкашивались, но до двери было несколько шагов. Эрвин шагнул к ней.

— Мне ничего не нужно, — отозвался Флетчер. — У меня здесь все есть.

Эрвин взялся за ручку, почти не слушая Флетчера Он хо тел выйти отсюда, выйти из дома, пусть ему даже придется дрожать от холода до приезда полиции.

Когда пальцы его сомкнулись на ручке, огонь, так удачно преобразивший Флетчера, осветил руку Эрвина. Выглядела она, мягко говоря, неважно. Кожа на запястье провисла, будто сухожилие под ней вдруг усохло. Он отодвинул рукав рубашки и едва не закричал. Неудивительно, что он чувствовал слабость. Рука будто лишилась мышц: от пальцев до локтя остались буквально только кожа и кости.

Только теперь до него дошел смысл последней фразы Флетчера.

«Мне ничего не нужно…»

— Господи, нет! — простонал Эрвин и попытался открыть дверь. Она, конечно, была заперта, и ключ исчез.

«У меня здесь все есть».

Он закричал и стал биться о дверь всем своим весом. Когда крик захлебнулся, потому что в легких закончился воздух, Эрвин услышал за спиной шорох и, оглянувшись, увидел Флетчера, двигавшегося к нему, не покидая все того же колониального кресла. Тогда Эрвин повернулся лицом к своему мучителю, прижавшись спиной к двери:

— Ты сказал, что пришел спасти меня.

— Разве твоя жизнь не банальна? — сказал Флетчер. — И разве смерть не спасет тебя от нее?

Эрвин открыл рот, чтобы сказать: нет, моя жизнь не банальна. У меня есть тайна, настоящая тайна.

Но он не успел сказать ни слова. Флетчер коснулся его руки, и Эрвин почувствовал, что жизнь уходит из него, слов но радуясь возможности переместиться туда, где ею распорядятся более разумно.

Он заплакал — больше от злости на это дезертирство жизни, чем от страха. И пока Флетчер тянул из него силы, а они текли прочь, Эрвин плакал до тех пор, пока плакать стало уже некому.

2

Джо не собирался забираться высоко в горы. Он хотел переждать в лесу на склоне, пока улицы города не опустеют. Тогда он спустится и проберется к дому Фебы. Таков был его план. Но в какой-то момент вечером — по совершенно необъяснимой причине — ему вдруг захотелось немного пройтись. Он поддался этому желанию, и оно стало гнать его вверх в какой-то странной, непонятно с чего вдруг навалившейся истоме, до тех пор, пока Джо не вышел на открытое место. Вечер выдался прекрасный. Вид с горы открывался захватывающий: город, долина и, самое главное, дорога — та дорога, по которой они с Фебой уедут сегодня ночью. Потом он снова двинулся дальше через лес, который не редел, а становился все гуще, и порой ветки деревьев смыкались над головой, заслоняя звезды. Наркотический транс — побочный эффект перкодана — не проходил, хотя обезболивающее действие явно заканчивалось; но Джо карабкался вверх, не обращая внимания на боль. Транс изменял его ощущения, оттеняя их, как капля горечи, добавленная к сладкому.

Прошло еще немного времени — больше, чем он ожидал, — и деревья наконец расступились. Джо вышел на открытое место, огляделся и увидел, что зрелище того стоит; городок внизу походил на шкатулку с бриллиантами. Джо уселся на камень, чтобы полюбоваться видом. Зрение у него всегда было острое, и даже с такой высоты он заметил пеше ходов на Мейн-стрит. Он подумал, что это туристы вышли полюбоваться ночным Эвервиллем.