Когда толпа на улицах начала редеть, Эрвин пожалел, что поссорился с Доланом. Ноги болели, все его несуществующие кости ныли от усталости, но он и без проверки знал: призраки не спят. Он будет бродить всю ночь напролет, пока жители Эвервилля, закрыв двери и окна, спокойно погрузятся в сон. Он брел по Мейн-стрит, как одинокий пьянчуга, мечтая снова встретить женщину, услышавшую его шепот у Китти. Она услышала его, пусть даже не совсем разобрала слова, а другие, в ком билось живое сердце, вообще ничего не замечали, как бы он ни кричал. Наверное, эта женщина необыкновенная, решил Эрвин. Например, она телепат.
Кое-кто его все же заметил. На Эппл-стрит из-за угла на встречу Эрвину вышли Билл и Мейзи Уэйтс, прогуливавшие двух своих лабрадоров. Собаки, поравнявшись с Эрвином, учуяли его присутствие. Возможно, они услышали запах — точно Эрвин не знал. Так или иначе собаки вдруг зарычали, шерсть у них на загривке вздыбилась, лабрадорша припала к земле, а пес вырвался и рванул куда-то, волоча по земле поводок. Билл — ему было за пятьдесят, и он был далеко не в форме — с воплем бросился догонять.
Поведение животных огорчило Эрвина. У него никогда не было собаки, но вообще-то он любил их. Неужели призрачное состояние так противоестественно, что одно его приближение сводит собак с ума?
Эрвин присел на корточки и ласково заговорил с лабрадоршей.
— Все хорошо, все хорошо, — повторял он, протягивая к ней руку. — Я никого не трону.
Собака захлебывалась лаем рядом с хозяйкой, которая беспомощно смотрела в спину мужу, догонявшему пса. Эр вин наклонился ниже, продолжая уговаривать, и животное, похоже, наконец услышало его. Лабрадорта наклонила го лову набок, и ее лай стал тише.
— Вот так, — сказал Эрвин, — вот так. Видишь, я не страшный, правда?
Ладонь его была теперь в двух футах от ее носа. Яростный лай превратился в обычное тявканье. Эрвин поднес руку еще ближе. Собака наконец умолкла, легла, перекатилась на спину и подставила живот, разрешая почесать себя.
Мейзи Уэйтс уставилась на нее.
— Кэти, что это ты улеглась? — удивилась она— Вставай.
Она потянула за поводок, пытаясь поднять собаку, но Кэти блаженствовала Вдруг она тихо зарычала, словно на мгновение вспомнила, как ее напугал тот, кто сейчас почесывал ей брюхо, а потом окончательно замолчала.
— Кэти, — устало повторила Мейзи и спросила возвращавшегося мужа: — Ты его нашел?
— А ты не видишь? — отвечал запыхавшийся Билл— Рванул к речке. Вернется, ничего с ним не сделается.
— Но машины…
— Сейчас нет никаких машин, — возразил Билл. — Ну, или почти нет. Ради бога, Мейзи, он ведь у нас уже убегал.
Тут Билл перевел взгляд на разлегшуюся на асфальте Кэти.
— Ах ты, старая шкура! — воскликнул он нежно и при сел, чтобы ее погладить. — Не понимаю, чего они так испугались?
— Меня, — сказал Эрвин, гладя живот собаки вместе с Биллом. Собака услышала. Она навострила уши и посмотрела на Эрвина. Билл, конечно, ничего не уловил, но Эрвин все равно продолжал: — Послушай меня, Уэйтс, пожалуйста! Если собака меня слышит, то и ты можешь. Послушай. Это я, Эрвин Тузейкер…
— Если ты уверен… — говорила в это время Мейзи.
— Эрвин Тузейкер.
— Уверен, — отозвался Билл. — Может, он будет дома раньше нас.
Он похлопал Кэти по солидному брюшку и встал.
— Пошли, старушка, — позвал он и, ехидно взглянув на жену, добавил: — Кэти, тебя это тоже касается.
Мейзи ткнула его локтем в бок.
— Уильям Уэйтс! — проговорила она грозно, изображая гнев.
Билл придвинулся к ней поближе.
— А не побаловаться ли нам немножко? — предложил он.
— Уже поздно…
— Завтра суббота, — сказал Билл и обнял жену за талию. — Соглашайся, или я наброшусь на тебя во сне.
Мейзи хихикнула и, дернув за поводок, подняла Кэти на нога. Билл поцеловал жену в щеку и зашептал что-то ей на ухо. Эрвин стоял очень близко, но все равно расслышал толь ко «подушка» и «как всегда». Что бы это ни означало, Мейзи тоже поцеловала мужа, и они пошли, обнявшись. Кэти тру сила рядом, поминутно оглядываясь на своего призрачного приятеля.
— Ты когда-нибудь был женат, Эрвин?
Это спросил Долан. Он сидел на ступеньках магазина «Свет и мебель для дома» и ковырял в носу.
— Нет.
— А моя, когда я умер, переехала в Сиэтл. Через семь недель и два дня собралась и уехала. Дом продала, мебель продала, а магазин сдала в аренду. Я чуть с ума не сошел. Месяц места себе не находил, ходил тут, страдал. Даже пытался уйти за ней.
— И как?
Долан покачал головой.
— Не советую пробовать. Чем дальше я отходил от Эвервилля, тем становился… призрачнее.
— Как думаешь, почему?
— Точно не знаю. Думаю, вся моя жизнь связана с городом. Может, я не могу себя помыслить где-то еще. Как бы там ни было, с тех пор я успокоился. Я знаю, где мое место. — Он поглядел на Эрвина. — По правде сказать, я искал тебя не для того, чтобы поболтать.
— А зачем?
— Я тут поговорил с друзьями. Рассказал про тебя и про то, что случилось в моем магазине. Они захотели тебя увидеть.
— Они тоже…
— Говори. Не бойся этого слова.
— Они тоже призраки?
— Мы предпочитаем называть себя «неспящие». Но во обще-то да, мы призраки.
— Зачем они хотят меня видеть?
Долан встал.
— Какая тебе, к черту, разница? — гаркнул он, вдруг озлившись. — У тебя что, есть более важные дела?
— Нет, — помолчав, сказал Эрвин.
— Так идешь или нет? Лично мне без разницы.
— Я иду.
Будденбаум пришел в себя в белой комнате, голова раскалывалась от боли. Возле постели стоял молодой человек с бледной физиономией.
— Вот ты и очнулся, — сказал он.
Молодой человек был с ним явно знаком. Будденбаум не помнил ни лица, ни имени. Недоумение его было настолько явным, что молодой человек сказал:
— Оуэн, это я, Сет.
— Сет. — Имя всколыхнуло в памяти десяток воспоминаний, закружившихся, как кинокадры на пленке.
Пленка прокрутилась раз, другой, десять, двадцать. Обнаженное тело, мерзкая рожа, небо, люди, столпившиеся над ним.
— Я упал.
— Да.
Будденбаум ощупал грудь, шею, живот.
— Я цел.
— У тебя сломано несколько ребер, трещина в каком-то позвонке и в основании черепа.