— Почему ты не включишь кондиционер? — поинтересовался Гарри, закатывая рукава рубашки. — Дышать нечем.
— Люблю слушать жизнь, — сказала Норма. — Меня успокаивает. Ладно, давай посмотрим, что тут у тебя. — Она взяла руку Гарри, поднесла ее ближе к себе, пробежав пальцами от запястья почти до локтя, где он недавно сделал татуировку.
— Так и ходишь к этому мошеннику Войту? — спросила Норма, немного сдвинула наложенный татуировщиком бинт и ощупала кожу. Гарри поморщился. — Хорошая работа, — заключила Норма — Хотя одному богу известно, зачем это тебе.
Продолжался их старый спор. Гарри за последние пять лет сделал около дюжины татуировок, и все они, кроме двух, были работой Отиса Войта — тот специализировался на «талисманах и символах», которые, по его уверениям, отводили беду.
— Кое-каким из них я обязан жизнью, — сказал Гарри.
— Ты обязан жизнью своему уму и бесстрашию, Гарри, ни больше ни меньше. Покажи мне татуировку, способную остановить пулю.
— Таких нет.
— Правильно. А взгляд демона убивает похлеще пули.
— Пуля — это неодушевленный предмет, — не согласился Гарри.
— А демон? — возразила Норма — Нет, Гарри. Демон то же всего-навсего кусок дерьма. Кусок гнилого, тухлого мяса. — Она скривилась, обнажив в гримасе прекрасные белые зубы. — Бог ты мой, — промолвила она, — хотела бы я пойти к ним вместе с тобой.
— Мало приятного, — отозвался он. — Уверяю тебя.
— Все лучше, чем это. — Она хлопнула ладонями по под локотникам. На столике рядом с ней звякнули бутылки с ромом и бренди. — Иногда мне кажется, что меня наказали, Гарри. Сидеть здесь и целыми днями слушать их рассказы… И о том плачут, и о сем. И того им жалко, и этого. Иногда так и хочется заорать на них: черт возьми, поздно уже, поздно! Надо было раньше жалеть, пока можно было что-то изменить. А! Что толку… Вот у тебя настоящая жизнь, а мне никуда не деться от моих мертвецов. Когда родишься, не знаешь, что тебя ждет. Вот уж не угадаешь.
Гарри подошел к окну и взглянул с высоты седьмого этажа на Семьдесят пятую улицу.
— На днях прокатимся, — сказал он.
— Прокатимся?
— Хочу через пару дней повозить тебя по городу, проверить несколько мест. Паршивых, по-настоящему паршивых, Норма. Посмотрим тогда, как скоро ты передумаешь.
— Хорошо, посмотрим, — согласилась Норма. — А пока займемся делом. Чему обязана сегодня? Ведь ты не затем пришел, чтобы показать мне работу старика Войта.
— Нет.
— И рому ты мне не принес.
— Извини.
Она отмахнулась.
— Не валяй дурака. Я рада, что ты пришел. Но объясни зачем.
— Мне нужен твой совет, Норма. Во вторник я иду на вечеринку.
— И ты решил спросить у бедной слепой женщины, что тебе надеть? — улыбнулась Норма. — Кто устраивает вечер?
— Орден Заим-Карасофия. Улыбка Нормы погасла.
— Не смешно, Гарри.
— Мне тоже, — ответил Гарри. — Во вторник у них какая-то церемония, и мне нужно там быть.
— Зачем?
— Затем, что если кто-то и знает, где иады попытаются прорваться сюда в следующий раз, так это они.
— Про них никто не хочет даже вспоминать, Гарри, и не без оснований.
— За деньги можно и вспомнить. Но беда в том, что ни кто на самом деле не знает, кто они такие.
— Или что они такое, — уточнила Норма.
— Ты веришь в то, что про них говорят?
— Что их сослали сюда из другого мира? — Норма по жала плечами. — Иногда мне кажется, что всех нас сюда сослали.
— А если без метафизики?
— Это не метафизика, это правда. Всякая жизнь происходит из какого-нибудь моря снов, Гарри. И мы все мечтаем туда вернуться.
— Почему-то меня это не успокаивает. Не знаешь ли почему?
— Потому что ты боишься того, что стоит за этим, — ответила Норма, ни на секунду не растерявшись. — Боишься, что в данном случае все правила, по которым ты жил, ни черта не стоят, а без них ты сойдешь с ума.
— А ты не сойдешь?
— И я, наверное, сойду, — кивнула Норма. — Но не так уж важно, кто из нас сойдет с ума, а кто нет, Гарри. Вопрос в том, правду о них говорят или нет. И я думаю, что у тебя, у меня и у этих Заим есть кое-что общее.
— Я должен их бояться? — спросил Гарри.
— Возможно, они боятся тебя не меньше, чем ты их, а это означает, что они предпочтут видеть твою голову на блюде. С гарниром.
— Ха-ха. Как смешно.
— Сам спросил, — пожала плечами Норма.
Гарри отвернулся от окна и перевел взгляд на телевизоры. На экранах беззвучно шли свои драмы, и камеры бес страстно фиксировали каждый ничтожный триумф и каждую ничтожную неудачу, как реальную, так и созданную режиссерской фантазией.
— Тебе никогда не казалось, что за нами наблюдают? — сказал Гарри после паузы, когда он перебегал глазами с одного экрана на другой.
— Все время кажется, — ответила Норма.
— Я не про твоих духов, — сказал Гарри.
— А про что тогда?
— Сам не знаю… Ну, может, Бог?
— Нет.
— Что «нет»?
— Ты так говоришь, будто точно знаешь, что так оно и есть.
— Да, знаю. Сейчас, пока я здесь. Спроси у меня об этом завтра, и я, может быть, отвечу иначе. Конечно, я сомневаюсь, но мы никогда не знаем.
— Ты говорил о демонах…
— Ну и что?
— Значит, дьявол где-то есть.
— А если где-то есть дьявол, то должен быть и Бог? Норма покачала головой:
— Мы уже говорили об этом, Гарри. Бесконечный спор.
— Ясно.
— Не знаю, что такое твои демоны…
— Во-первых, они не мои.
— Видишь, мы все время спорим. А я думаю, что твои.
— Хочешь сказать, я виноват в том, что случилось с Гессом? — помрачнев, сказал Гарри.
— Ты же знаешь, я не об этом.
— А о чем?
— О том, что демоны тебя находят, потому что они тебе нужны. И Гессу они тоже были нужны. Они тебе нужны, чтобы не потерять смысл жизни. Одни верят… ну, не знаю, во что они там верят… в политику, в кино. — Норма вздохнула и спросила: — Почему это тебя беспокоит?
— Наверное, погода. Или настроение. Не знаю. — Гарри помолчал. — Неправда. Знаю.
— Скажешь мне?
— Я боюсь.
— Ты боишься ордена?
— Нет.
— Тогда чего?
— Я по-прежнему верю и в черта, и в дьявола. Но в себя я больше не верю.