«Мы сделали наш выбор, — сказал он. — Мы охотились для них, охраняли их стада, сторожили их выродков. Господь знает, мы помогли им построить цивилизацию. А ради чего?» Я сказал, что не знаю, что это за пределами моего понимания. «Потому что, — сказал он, — мы думали, будто они знают, как вести дела. Как наполнить мир мясом и цветами».
«Цветами? — спросил я. (Собачье притворство я могу выносить только до определенных пределов.) — Не говори ерунды. Мясо — да. Ты хотел, чтобы они кормили тебя мясом, но с каких это пор собак интересует запах цветущей вишни?»
Ну, собака, услышав это, этак высокомерно на меня посмотрела и сказала, что наш разговор окончен. Встала и потрусила прочь.
Теперь лис вернулся в изножье кровати Уилла.
— Ты понял, о чем речь? — спросил он.
— Вроде того.
— Просыпайся, Уилл. За окном мир, которому нужна помощь. Сделай это ради собак, если уж на то пошло. Только просыпайся. Передай это человеку, который есть в тебе. Скажи ему, чтоб проснулся. А если ты этого не сделаешь, — Господин Лис склонился над спинкой кровати и прищурил горящие глаза, — я вернусь посреди ночи и отгрызу твои нежные части. Ты меня понял? Я вернусь, и это так же верно, как то, что Господь навесил сиськи на ветки.
Его пасть приоткрылась. Уилл ощутил запах дыхания.
— Ты меня понял?
— Да, — сказал он, стараясь не смотреть на лиса. — Да! Да!
Да!
— Уилл.
— Да! Да!
— Уилл, у тебя ночной кошмар. Проснись. Проснись.
Открыв глаза, он увидел, что лежит на кровати у себя в комнате, вот только Господина Лиса нет, как нет и невероятного света. Вместо них он увидел человека рядом с кроватью — доктора Джонсон, которая и разбудила его, встряхнув. У двери с гораздо менее сочувственным выражением лица стояла мать.
— Что это за сны тебе снились? — спросила доктор Джонсон, прижимая ладонь к его лбу. — Не помнишь?
Уилл покачал головой.
— Да, дружок, у тебя сумасшедшая температура. Неудивительно, что ты видишь странные сны. Ну ничего, поправишься.
Доктор вытащила из саквояжа бланк рецепта и что-то на нем черкнула.
— Он должен оставаться в кровати, — сказала она, вставая. — Три дня минимум.
2
На этот раз Уилл не стал противиться предписаниям врача, потому что был настолько слаб, что не смог бы покинуть дом, даже если б захотел. А он не хотел. Теперь, когда Джекоб оставил его, у него не было причин куда-то идти. Хотелось одного: засунуть голову под подушку и закрыться от мира. А если он задохнется там, под подушкой, что с того? Цели в жизни у него теперь не было, если не считать прием таблеток, обмены колкостями с родителями и сны о Господине Лисе.
Ситуация представлялась мрачной, когда он проснулся, но два-три часа спустя она стала еще мрачнее: заявились двое полицейских — у них имелись к нему вопросы. Один был в форме. Он сел в углу спальни и стал прихлебывать чай из кружки, поданной Аделью. Другой — усталого вида человек, от которого исходил затхлый запах пота, — сел на край кровати Уилла. Он представился как детектив Фаради и сразу стал донимать Уилла вопросами.
— Прежде чем отвечать, сынок, прошу тебя хорошенько подумать. Проще говоря, мне не нужна ложь или выдумки. Это не игрушки, сынок. Погибли пять человек.
Этого Уилл не знал.
— Вы хотите сказать… что их убили?
— Я хочу сказать, что их жестоко убила женщина, которая была с похитившим тебя мужчиной.
Уилл хотел сказать, что его никто не похищал, что он пошел сам, потому что хотел. Но придержал язык и позволил Фаради продолжать.
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, о чем он тебе говорил, все, что делал, даже если он требовал, чтобы ты сохранил это в тайне. Даже если… если кое о чем из того, что он сказал или сделал, говорить нелегко.
Фаради понизил голос, словно чтобы заверить Уилла, что сохранит услышанное в тайне. Несколько секунд Уилл колебался, но потом сказал, что ответит на любой вопрос.
Именно это он и делал в течение следующего часа с четвертью, а Фаради и констебль записывали то, что он рассказывал. Уилл знал: часть того, что он говорит, может (чтобы не сказать больше) показаться странным, а кое-что, в особенности рассказ о сжигании мотыльков, может выставить его в плохом свете. Но он все равно рассказывал, зная в глубине души, что эти серые людишки, что бы он им ни говорил, все равно не найдут Джекоба и Розу. Он не знал, где живут Стип или Макги или куда они направились. Одно только знал наверняка, об одном переживал: его с ними не было.
Два дня спустя состоялся еще один допрос. На этот раз пришедший к нему человек хотел поговорить о некоторых историях, рассказанных Уиллом детективу Фаради, в особенности его интересовала история Томаса, живого или мертвого. Допрашивавшего звали Парсонс, но он попросил Уилла называть его Тим, что Уилл упорно отказывался делать. Полицейский все время ходил вокруг да около, желая узнать, как именно Джекоб к нему прикасался. Уилл ничего не скрывал. Он рассказал, что, когда они поднимались по склону и Джекоб положил на него руку, он почувствовал прилив сил. Потом он пояснил, что позднее, в роще, прикасался уже не Джекоб к нему, а он к Джекобу.
— И тогда ты почувствовал, что находишься в шкуре Джекоба?
— Я знал, что это не по-настоящему, — сказал Уилл. — Мне это снилось, хотя я и не спал.
— Видение, — сказал Парсонс, обращаясь отчасти к самому себе.
Уиллу понравилось слово.
— Да, — подтвердил он, — это было видение.
Парсонс записал что-то в блокнот.
— Вам нужно подняться туда и посмотреть, — сказал Уилл.
— Думаешь, у меня тоже может возникнуть видение?
— Нет, — сказал Уилл. — Но вы найдете там птиц, если их не съели… лисы или еще кто…
Он увидел настороженный взгляд Парсонса. Нет, не пойдет он на тот холм, чтобы искать мертвых птиц. Ни сегодня и никогда. Пусть он смотрит понимающими глазами и говорит ласковым голосом, но ему не нужна правда. Почему? Да потому что он боится. То же самое можно сказать и о Фаради. И о констебле. Обо всех.
На следующий день доктор объявила, что он может вставать и ходить по дому. Сидя перед телевизором, Уилл смотрел репортаж об убийствах в Бернт-Йарли. Репортер стоял на улице перед мясной лавкой Доннели. Отовсюду сюда приехали любопытные, им даже плохая погода нипочем — так хочется увидеть место, где пролилось столько крови.
— На обледенелые улицы этой деревушки, — говорил репортер, — за последние четыре дня съехалось больше гостей, чем побывало летом за полстолетия.
— И чем скорее они разъедутся по домам, — сказала Адель, появляясь из кухни (она несла Уиллу поднос с овощным супом, сыром и сэндвичами с кетчупом), — тем скорее мы вернемся к нормальной жизни.