Эти две сотни человек с непокрытыми головами, коленопреклоненные, благочестиво молящиеся и устами и сердцем, являли собой весьма трогательное зрелище.
После мессы лесные братья горячо поблагодарили епископа, и тот, в высшей степени удивленный их скромным поведением во время службы, не мог удержаться от желания задать Робину множество вопросов о том, как он и его люди живут в старом лесу.
Пока Робин любезно отвечал на его расспросы, лесные братья накрыли для солдат обильную трапезу, и Мач самолично наблюдал за приготовлениями к самому утонченному пиршеству, которое когда-либо устраивалось под лесными сводами.
Сам того не заметив, епископ подошел с Робином к пирующим и с завистью взглянул на них — при виде всеобщего веселья остатки его дурного настроения улетучились.
— Неплохо ваши люди проводят время, — сказал Робин, показывая епископу на нескольких особенно прожорливых солдат.
— Они и вправду едят с большим аппетитом.
— Они, вероятно, очень проголодались, наше преосвященство. Уже два часа, и я сам с удовольствием бы перекусил. Не угодно ли и вам без всяких церемоний отобедать?
— Спасибо, любезный хозяин, спасибо, — ответил епископ, стараясь оставаться глухим к настойчивым просьбам своего желудка. — Я ничего не хочу, решительно ничего, хотя я и немного голоден.
— Не следует насиловать свою природу, ваше преосвященство, от этого страдают ум и сердце и теряется здоровье. Давайте-ка сядем на этом зеленом ковре; вам подадут, и вы съедите хотя бы кусок хлеба, если так уж боитесь задержаться.
— Я всенепременно обязан вам повиноваться? — спросил епископ с плохо скрытой радостью.
— Я не принуждаю вас, ваше преосвященство, — лукаво ответил Робин, — и если вам не хочется вместе со мной отведать этого прекрасного пирога из дичи и чудесного вина из этой бутылки, то тогда, прошу вас, воздержитесь, потому что насильно есть еще вреднее для желудка, чем отказываться от пищи в течение нескольких часов.
— О, я свой желудок не насилую, — смеясь, ответил епископ, — аппетит у меня завидный, и поскольку я уже давно голоден, то приму ваше любезное приглашение и окажу честь вашему столу.
— Тогда прошу к столу, ваше преосвященство, и приятного аппетита!
Епископ Херефордский хорошо пообедал; вино он любил, а то вино, которое подливал в его кубок Робин Гуд, было таким крепким, что к концу трапезы его преосвященство совершенно опьянел; к вечеру достойный священнослужитель вернулся в аббатство Сент-Мэри в таком состоянии, что благочестивая братия снова преисполнилась негодования и ужаса.
— Хотел бы я знать, как себя чувствует сегодня епископ Херефордский, — говорил Красный Уилл своему двоюродному брату Маленькому Джону, вместе с Мачем сопровождавшему Уилла в Барнсдейл.
— Должно быть, голова у бедняжки немного тяжелая, — отозвался Мач, — хотя по всему видно, что его преосвященство привык злоупотреблять вином.
— Совершенно верно замечено, друг мой, — ответил Джон, — его преосвященство епископ Херефордский умеет выпить немало, не теряя разума.
— Робин с ним обошелся очень любезно, — продолжал Мач, — он обращался так со всеми церковниками, которые ему попадались?
— Да, когда эти церковники злоупотребляют своей духовной и светской властью, чтобы обирать саксов, как это делает епископ Херефордский. Случалось, что Робин не просто поджидал этих благочестивых служителей Божьих, но и сворачивал со своего пути, чтобы преградить им дорогу.
— Что вы подразумеваете под словами «сворачивать со своего пути»? — спросил Мач.
— Я вам расскажу, пока мы идем, одну историю, которая пояснит вам мои слова.
Однажды утром Робин Гуд узнал, что два монаха несут в свое аббатство немалые деньги и должны пройти через Шервудский лес. Новость эта очень обрадовала Робина, потому что казна у нас опустела и деньги эти были нам очень кстати. Никому ничего не сказав (взять двух монахов — дело нетрудное), Робин оделся пилигримом и встал на дороге, по которой они должны были пройти.
Ждал он недолго, монахи скоро появились; Робин увидел двух рослых молодцов, крепко сидевших и седлах.
Робин пошел им навстречу, поклонился до земли, потом, выпрямившись, схватил под уздцы лошадей и жалобно произнес:
«Да благословит вас Бог, святые братья; какая удача, что я встретил вас. Это большая радость для меня, и я благодарю за нее Небо».
«Что означает этот словесный поток?» — спросил один из монахов.
«Святой отец, я просто выразил свою радость. Вы ведь посланцы Бога милостивого и воплощение божественного милосердия. Мне нужна помощь, я несчастен, я голоден; братья мои, я умираю с голоду, дайте мне что-нибудь поесть».
«У нас нет с собой ничего съестного, — ответил тот монах, который говорил с Робином прежде. — Потому перестаньте просить понапрасну и дайте нам спокойно проехать дальше».
Но Робин, крепко державший поводья лошадей, не дал монахам пуститься в бегство.
«Братья мои, — снова заговорил он еще более жалобным и угасающим голосом, — сжальтесь надо мной, несчастным, и раз у вас нет с собой хлеба, подайте мне мелкую монетку. Я со вчерашнего утра брожу по лесу и еще не ел и не пил. Дорогие братья, ради Пресвятой Девы, прошу вас, сделайте это скромное подаяние».
«Послушайте-ка, болтливый дурак, отпустите поводья лошадей, оставьте нас в покое, мы даже не хотим тратить время на такого недоумка, как вы».
«Да, — повторил слово в слово второй монах, — мы даже не хотим тратить время на такого недоумка, как вы».
«Бога ради, добрые братья, подайте всего несколько пенсов, чтобы не дать мне умереть с голоду!»
«Да если бы даже я и хотел подать нам милостыню, попрошайка упрямый, я все равно не мог бы этого сделать, у нас нет ни пенни».
«А с виду, братья мои, не скажешь, что у вас денег нет: кони под вами добрые, одеты вы хорошо, и лица у вас сытые и счастливые».
«Еще несколько часов назад у нас были деньги, но нас ограбили разбойники».
«И не оставили нам ни пенни», — добавил второй монах, видимо считавший своим долгом как эхо повторять слова начальствующего брата.
«Сдается мне, — сказал Робин, — что вы оба совершенно нагло лжете».
«Ты нас обвиняешь во лжи, презренный негодяй!» — . воскликнул монах.
«Да, во-первых, вас никто не грабил, потому что в старом Шервудском лесу нет грабителей, а во-вторых, вы лжете мне, утверждая, что вы без денег. Я ненавижу ложь и хочу знать правду. Потому вам покажется естественным, что я сам хочу убедиться в вашей лживости».
Произнеся эти полные угрозы слова, Робин отпустил поводья лошадей и схватился за мешок, подвешенный к седлу первого монаха. Монах испугался, пришпорил лошадь и пустился галопом; второй последовал за ним. Но Робин, как вам известно, бегает быстрее оленя; он догнал монахов и выбил их из седла.