Костюм жениха. Воронежская губерния. XIX век

Вот какую глубину исторической памяти открывает нам лишь один обычай, истоки которого к тому же мало кто знает.

А теперь вспомним русские (и не только русские) сказки, в которых сочувствие рассказчика, да и всех добрых людей, всегда на стороне младшей сестры. Уж она-то и умница, и красавица, и рукодельница, в то время как старшие (обычно две) – глупы, сварливы и безобразны…

Это связано со старинным обычаем: пока не выданы замуж старшие сёстры, младшим нельзя было не то что принимать сватов, но даже красиво одеться и пойти в хоровод или на посиделки – тоже своего рода выставки невест. А если старшие сёстры, как в «Золушке» или «Аленьком цветочке», злые да ленивые, которых никто замуж за себя не возьмёт? Вот вам сразу источник семейных ссор и конфликтов. И младшей сестре вовсе не обязательно быть «падчерицей», этот мотив появился позже, когда истинная причина начала забываться. Младшая сестра и так оказывалась на побегушках у старших и ходила в обносках – особенно если была вправду красивее: страшно подумать, вдруг кто-нибудь обратит на неё внимание и посватается, минуя старших! Случись такое – и старшие сёстры окажутся навек опозоренными, замужем им почти наверняка уже не бывать. Так что Золушка не просто торжествует в конце. Она воистину совершает «страшную месть»!..

Следует ещё раз вспомнить и про «косу – девичью красу». С языческих пор сохранился обычай прощаться с нею навеки и заплетать молодой жене две косы вместо одной, притом укладывая пряди одну под другую, а не поверх (об этом уже упоминалось в главе «Коса и борода»). Если же девушка убегала с любимым против воли родителей (именно такой брак назывался «браком против воли», воля имелась в виду исключительно родительская, а не самой невесты, как думают иногда), молодой муж обрезал драгоценную девичью косу и предъявлял её новоиспечённым тестю и тёще вместе с выкупом за «умыкание» девушки. И в любом случае замужняя женщина должна была прикрывать свои волосы головным убором или платком (чтобы «сила», заключённая в них, не повредила новому роду). «Опростоволосить» женщину, то есть сорвать с неё головной убор, значило нанести колдовской ущерб её семье, оскорбить её саму и нажить серьёзные неприятности – штраф, если не кровную месть. А свадебный выкуп назывался в Древней Руси «вено», и это слово родственно словам «венок» и «венец» – девичий головной убор…

И опять: стоило тронуть одну какую-то деталь, как открылись такие пласты, такие неведомые глубины… Замечательные всё же слова произнёс в V веке до нашей эры греческий философ Сократ: «Я знаю только, что я ничего не знаю. – И добавил: – А другие не знают даже и этого». Чем глубже «влезаешь» во что-то, чем больше узнаёшь, тем шире раскрываются горизонты непознанного…

Завершая разговор о свадьбе, надо сказать несколько слов на одну деликатную тему. Почему-то полагают, будто в старой России и «тем более» в Древней Руси девушка, родившая ребёнка до брака, считалась непоправимо опозоренной. Не перечесть «исторических» фильмов и книг, где несчастных юных матерей преследуют ужасные несчастья: они топятся, вешаются, сходят с ума, женихи отказываются от них, родители проклинают, гонят из дому…

Что ж, в некоторых областях России за девичьим целомудрием действительно очень строго следили. Но столь же часто всё выглядело решительно наоборот. Добрачные дети ни в коем случае не оказывались помехой для свадеб – отнюдь! Их-то матери как раз и считались «первыми невестами на деревне». Ведь каким было со времён глубокой древности главное требование к женщине? Чтобы могла выносить и родить здоровых, крепких детей. Вот и сватались парни наперебой к молодым матерям, уже доказавшим свою женскую полноценность. Когда же замуж шла девушка – как знать, не «пустоцвет» ли попался?..

Так было, в частности, на Русском Севере, у старообрядцев. Порою добрачных детей заводили даже нарочно, с тем чтобы вернее засватали, чтобы не остаться безмужней…

А если отцом добрачного ребёнка был знатный воин, боярин, сам князь (именно над такими ситуациями мы всего чаще и рыдаем в кино) – юную мать не только не проклинали, её на руках носили и в своём роду, и в роду жениха: счастье в дом приманила! Все знали, что воинов, особенно знатных вождей, осеняла милость Богов. В Древней Руси рабыня, родившая дитя от хозяина, освобождалась из рабства…

…Вот как далеко завели нас фата и белое платье. А ведь я не рассказала и сотой доли того, что написано учёными о русской свадьбе и её языческих корнях.

Звёздный мост

Когда умирает кто-то из близких, мы жалеем покойного и одновременно… боимся его! Даже те из нас, кто слыхом не слыхивал ни о славянском язычестве, ни о христианстве или другой религии. Почему?

Учёные утверждают: мифологические воззрения самых разных народов так или иначе выводятся из законов психологии, общих для всего человечества. Если китайцу и шведу показать красный цвет, пульс участится у обоих – вот на каком глубочайшем уровне, на самой границе «одушевлённого» и «неодушевлённого» лежат корни религиозных представлений. Потому-то мифы весьма удалённых друг от друга племён бывают удивительно схожи, и нам порою легко понять даже мифы австралийских аборигенов, хотя мы живём на другом конце планеты…

Многим приходилось сталкиваться с тем, как разбегаются дети от своего товарища, до крови поранившегося в игре. Мне, например, было лет пять, когда я свалилась с забора и распорола ногу о гвоздь. Двор, только что полный играющих, вмиг опустел. И что характерно – ответ на расспросы взрослых (почему никого не позвали?) был только один: мы не видели, мы тут ни при чём.

Испуг? Боязнь крови? А что её бояться?

Но точно так же порой поступают и жители африканских джунглей, бесстрашные воины, охотники на свирепых зверей. И вот как они объясняют своё поведение учёным-этнографам, приехавшим изучать обычаи племени: «С человеком никогда ничего не случается просто так. Всё, что происходит, – знамение Богов, злых или добрых. Если кто-то внезапно поранился – это значит, что злые духи и сама Смерть готовы им завладеть. Опасно оставаться рядом с таким человеком, несчастье заразно и всех втягивает, подобно водовороту…»

Так мифологическое сознание преломляет естественный испуг и детское рассуждение: «Если я чего-то не видел или притворился, будто не видел, значит, этого как бы и не произошло…»

Отсюда наш страх перед умершим: а что, если он и меня утащит туда же – на тот свет, за грань между мирами, которую нарушила Смерть?..

Поэтому традиционные русские похороны содержат огромное количество ритуалов, призванных отдать умершему последнюю дань уважения и вместе с тем победить, изгнать подальше ненавистную Смерть. А ушедшему пообещать воскрешение, новую жизнь. И все эти обряды, частью сохранившиеся до сего дня, имеют языческое происхождение.

В главе «Рождение» было рассказано, как новорожденного приобщали ко всем природным стихиям. Теперь, уходя из этого мира, человек с ними прощался. Почувствовав приближение смерти, старик просил сыновей вывести его в поле и кланялся на все четыре стороны: «Мать сырая Земля, прости и прими! И ты, вольный свет-батюшка, прости, коли обидел…»