– Я не против, – ответил Николай Ильич, оказавшийся между двух огней.
Макар Семенович и не думал уступать:
– Ведь можно светом изобразить фрагмент старинного замка.
– Можно, – ответил Николай Ильич. – «ДБС» может практически все. И стоит при этом гораздо дешевле общеизвестных концертных лазеров.
Тут в бой вступил Нянькин:
– А можно ли светом нарисовать египетскую пирамиду?
– Легко, – гордо сказал изобретатель.
– В вашем спектакле этот прибор будет лишним, – обратился Макар Семенович к Нянькину.
– Неужели? – не сдался Нянькин. – А я думаю, это в вашем спектакле никакой лазер не понадобится.
– Давайте обсудим это позже, – попыталась не допустить конфликта Калина.
Школьники с большим интересом следили за происходящим на кафедре. Спектакли в жизни бывают интересней спектаклей на сцене. Но преподаватели не стали ссориться при всех. Нянькин пожал плечами и отвернулся. А Макар Семенович объявил перерыв.
Ученики принялись убирать вещи, и тут раздался истошный крик:
– А-а-а! Ничего себе!
Все обернулись к Юле Балте. Та держала в одной руке свою безразмерную сумку, а в другой – кошелек с бисерным сердцем.
– Видишь, – оживилась Калина, – нашелся. Надо было тогда хорошенько поискать.
– Его здесь не было! – заявила Балта.
Ребята вокруг засмеялись.
– Чего вы ржете-то? Правда, его здесь не было!
Все засмеялись еще громче. А Рома бросил быстрый взгляд на Юрика. Тот, поймав взгляд, отвел глаза, словно он тут ни при чем. Балта не унималась:
– Его мне подкинули. И я даже знаю, кто это сделал.
Балта выбросила руку вперед и ткнула пальцем в стоящую в стороне Еву Иванову. Школьники инстинктивно сделали шаг назад.
Ева внимательно посмотрела на бывшую подругу.
– Я тебе сейчас палец откушу, – спокойно сказала она.
Балта быстро убрала руку. Она знала, Ева может.
– Это ты подбросила, – сказала Балта неожиданно тонким голосом, – потому что тебя совесть замучила!
На кафедре опомнились педагоги.
– Ребята, – начал Макар Семенович, – Юля, давайте сначала разберемся…
Но Ева Иванова разбираться не захотела. Одним движением она закинула на плечо лямку рюкзака и вышла из класса.
Рома поспешил за ней. То есть он не хотел идти за Евой. Или, точнее сказать, он, может, и хотел, но постеснялся бы, но собственные ноги его подвели. Сами понесли. Что-то есть внутри человека, что управляет им помимо его воли. Рома узнал об этом, когда его в свое время наказали за кражу шоколадных конфет (рука сама потянулась). Но тут совсем другое дело. Надо будет об этом поговорить с мамой, думал Рома, спеша по коридору за Евой, мама уж точно все объяснит.
– Ева.
Ева не обернулась.
– Ева, это я! – крикнул Рома громче.
Девочка остановилась. Внешне она была спокойна.
– Что тебе?
– Не уходи.
– А тебе-то чего? Ты же тоже думаешь, что я – воровка.
– Нет, ты что, я так не думаю, – попытался убедить ее Рома. – Я, наоборот, искал вора.
Ева покачала головой.
– Я вижу, ты никого не нашел. Кроме меня.
Рома задохнулся:
– Ты что, я тебя не подозреваю вообще…
– Но ты ведь никого не нашел?
– Пока нет, – вынужден был признаться Рома.
– Меня все ненавидят. Я больше в этом классе оставаться не хочу.
– Ева… – в нужные моменты Роме катастрофически не хватало слов. – Я…
– Что?
– Мы… То есть я… Мы найдем вора.
– Поздно. Пока.
Ева развернулась и вышла с этажа на лестницу.
Она не могла видеть, как Рома, оставшийся за ее спиной, произвел ряд странных движений. Он сначала пошел за ней, потом остановился, развернулся, сделал шаг в направлении класса, потом опять передумал, решил идти догонять Еву, но тут же снова передумал и остановился на месте, мысленно кляня себя за нерешительность и вообще не понимая, что ему теперь делать. Надо было сказать Еве, что это Юрик подложил кошелек Балте. Но тогда бы Юрик обиделся, это очевидно. Выбирать между Евой и Юриком – это было жуткое мучение. У Ромы даже голова заболела. Потом он подумал, что выбирать уже поздно и что Ева ушла.
Рома хотел отправиться поговорить с Юриком и сказать, что вся эта ерунда случилась из-за него. Но тут он живо представил, что ему Юрик будет отвечать на обвинения. Главная мысль – я ни в чем не виноват, я хотел как лучше. Отвечать он будет уверенно, и Рома ничего не сможет ему сказать. По крайней мере, в момент разговора. Рома всегда завидовал людям, столь убежденным в своей правоте. И он, хоть убейте, не понимал, почему нужные слова не приходят в тот момент, когда они так необходимы?!
Оказалось, что жонглировать двумя яблоками не так уж и просто. Впрочем, научиться можно. Стоишь над кроватью и пробуешь раз, второй, восемнадцатый, двадцать четвертый… До тех пор, пока одно яблоко не будет взлетать, подброшенное вверх, а второе сей же час не станет плотно ложиться тебе в ладонь, затем, чтобы через мгновение снова взлететь в воздух.
Яблоко может попасть по голове. Это надо учитывать. Яблоко может упасть на пол. И не один раз. Яблоко может попасть вам по голове и потом скатиться на пол.
Рома не мог вспомнить, как звали ученого, которому на голову упало яблоко. Он, должно быть, в момент открытия тоже учился жонглировать.
Рома направился на кухню за третьим яблоком. Там он заодно спрятал мамину зажигалку и сигареты. Надо же было как-то отучать ее от курения.
Научиться жонглировать за выходные приказал Макар Семенович. Сказал, это нужно для спектакля. Вряд ли средневековые рыцари жонглировали, стоя на башнях в ожидании врагов. Маловероятно также, что они выходили на турниры с яблоками в руках. Может быть, только ненормальные, сумасшедшие рыцари. Рыцари, свихнувшиеся во время Крестового похода. Рома не хотел быть чокнутым рыцарем.
Он, понимая, что за выходные может не успеть, принялся жонглировать уже в школе. Яблок у него тогда не было. Нянькин дал ему теннисные мячики. Рома встал лицом к стене, специально так, чтобы мячики падали на мат и никуда не укатывались. А падали мячики часто. Очень часто. Рома устал наклоняться. Вдруг за спиной его хлопнула дверь. Судя по голосам, в спортзал вошли Калина и Андрей Григорьевич. Рому они не заметили, поэтому Калина и продолжала говорить вещи, для ушей школьников явно не предназначенные:
– …Еву надо вернуть. Это несправедливо. Я тоже не верю, что это она.