Мама, которая активно перемещалась по комнате, перенося стопки глянцевых журналов с места на место, остановилась и с удивлением посмотрела на сына.
– Тебе же нравилось.
– Нравилось. А теперь разонравилось, – ответил Рома, отводя взгляд.
– Рома, посмотри на меня.
Роме не понравилась ее просьба. Но мама настаивала:
– Рома, посмотри мне в глаза.
Рома подчинился. И снова случилось небольшое домашнее чудо. Мама словно увидела в его глазах события прошедшего дня.
– Тебя обидели, да?
«Как она это делает?» – подумал про себя Рома. А вслух сказал:
– Никто меня не обижал.
– Я знаю, – отозвалась мама и продолжила бессмысленное перекладывание журналов, – тебя обидели.
– Ничего подобного! – возразил ей Рома. – Просто в этой школе все дураки и идиоты.
– Прекрасно, – сказала мама, оставив журналы и закуривая сигарету. – Где в нашем городе находится школа для таких умных, как ты?
Рома начал выходить из себя:
– Хватит издеваться!
– И не думаю! Просто задала вопрос.
– Сыну плохо, – в такие моменты Рома говорил о себе в третьем лице и с нешуточным пафосом. – Сыну плохо, а она издевается! Не мать ты мне больше!
Услышав это заявление, мама попыталась скрыть улыбку. Такой подлости от родного человека Рома не ожидал.
– И ты тоже смеяться, да? Ну, давай, смейся! Смейся, если тебе весело!
Мама с трудом спрятала улыбку.
– Подожди, Ромочка, милый. Расскажи спокойно, что случилось.
И Рома рассказал. Конечно, не все сразу. Перескакивая с пятого на десятое. Сбиваясь и ругая жестоких одноклассников. Мама терпеливо выслушала сына. Задумалась. Взяла из пачки еще сигарету.
– Хватит курить, – буркнул Рома, – дышать нечем. Хочешь курить, купи нам с папой противогазы.
– Прости.
Мама бросила сигарету в пепельницу.
– Я вот что думаю, – сказала она серьезно. – Если ты сейчас в старую школу вернешься, эта ситуация повторится.
– В старой школе нет батутов, – напомнил ей Рома.
– Я не об этом, – попыталась объяснить мама. – Ты всегда жалуешься, что над тобой смеются. Так вот, если ты эту ситуацию не преодолеешь, не справишься с ней, она так и будет повторяться.
– Какой же выход? – спросил Рома.
– Быть сильным. И не прятать голову в песок. Боюсь, другого выхода нет.
На следующий день шофер Толя Маленький высадил Рому возле школьного крыльца.
Машина уехала. А Рома все стоял, не решаясь шагнуть на ступени. Вдруг кто-то тронул его за плечо. Рома обернулся. Виноватый Юрик переминался с ноги на ногу.
– Я… это… – начал он. – Я не специально. Ты прости… Я больше так прыгать не буду.
– Ладно, – прервал его Рома, – я не обижаюсь.
Юрик расцвел.
– Чудеса творятся, – сказал он Роме, указывая на школу. – Сейчас сам увидишь.
И правда, в том, что Рома позже увидел в классе, было нечто чудесное. Новенькие помирились со старенькими. Началась, можно сказать, настоящая счастливая жизнь. Если только школьную жизнь в принципе можно назвать счастливой.
Многие новенькие пересели к стареньким и наоборот. Даже угрюмый Рогов сел вместе с Иоффе. Конечно, цели Рогов преследовал самые прозаические. Не дружба его интересовала, а домашнее задание по математике. Однако сам факт создания подобного союза не мог не внушать оптимизма.
Вообще-то у Рогова был среди новеньких брат-близнец. Им был Сенин. Теперь они с удовольствием общались друг с другом, выпячивая подбородки, играя мускулами, заочно меряясь силами.
Ева Иванова и Юля Балта, казалось, только и ждали общего потепления отношений. Они немедленно принялись дружить. Да еще с таким энтузиазмом, что разговаривали между собой не переставая во время перемен, уроков и репетиций. Учителя, конечно, были этим недовольны.
На фоне идиллии случилось неприятное недоразумение. Кудрявый педагог по акробатике Валентин Валентинович Нянькин поставил на уроке песню своей собственной группы. Песня была в общем и целом красивая, мелодичная, но мелодия до ужаса знакомая.
– Ну как? – спросил Нянькин разминающихся на паркете детей.
– Классно, – сказал Веролоев.
– Прикольно, – отозвался Рогов.
Остальные тоже высказались, мол, неплохо.
А Ева Иванова, не оборачиваясь к учителю, сказала:
– Очень на «Битлз» похоже.
Лицо Нянькина потемнело от гнева. И предположить было нельзя, что столь невинное замечание вызовет такую реакцию.
– Иванова, – сказал Нянькин сквозь зубы, – выйди из зала!
– За что? – спросила Ева, полуобернувшись.
– Выйди из зала немедленно! – Нянькин повысил голос почти до визга.
Ева покинула спортивный зал. А остальные дети зареклись критиковать нянькинское творчество.
В другое время Нянькин не был столь обидчивым. Он был веселым. Умел увлечь. Акробатикой с его подачи заинтересовались даже самые негнущиеся ученики. Например, под его влиянием Иоффе уже подумывал сделать сальто назад. Рома был уверен, что это событие соберет в спортзале полшколы.
На уроках акробатики Нянькин ставил школьникам незнакомую рок-музыку, рассказывал истории успеха. Например, жил-был прыщавый подросток, все на него плевать хотели, но потом взял он гитару, заиграл и вдруг стал звездой мирового масштаба. Роме такие истории нравились, и остальные слушали Нянькина с открытыми ртами.
Имелись у Нянькина свои любимчики. Например, Веролоев. Но необычного в этом ничего не было. У каждого учителя есть свои любимчики. А если ты не попал в их число, тебе, дружище, не повезло.
Нянькин оказался очень обидчивым. Этим он был очень похож на Рому. Но, в отличие от Ромы, Нянькин обиды не забывал. Впрочем, Нянькина школьники жаловали больше, чем Макара Семеновича. Нянькин был прогрессивный и, так сказать, молодежный. А бородатый Макар Семенович, чуть что, сразу учил этикету. И еще он плевался. На правах классного руководителя вызывал учеников на разговор «тет-а-тет» и как классный руководитель отчитывал за плохое поведение-прилежание. При этом он не замечал, что плюется. И приходилось тайком вытирать лицо. Это было неприятно.
После акробатики мальчики и девочки отправились переодеваться. Раздевалки на первом этаже были тесные. Рома и Юрик вместе с одноклассниками втиснулись в раздевалку и начали стоя снимать с себя майки. Мест на скамейках им не хватило. Угрюмый Рогов, занявший сразу два места, сунул руку в ботинок с толстой подошвой и побелел как мел. Он тут же схватил свой второй ботинок, рука скользнула внутрь. Рогов с полминуты сосредоточенно шарил внутри. Углы его большого рта опускались вниз.