– А мамашка что? Неужели отказала? – не поверил Камень.
– Ну, сердце-то – не ты, в том смысле, что не камень, она ж мать все-таки, хоть и злющая, как мегера. Она вроде соглашается остаться, а потом отец Лизин позвонит, всю душу ей растребушит – и она домой начинает собираться. Тут Лиза опять в слезы и чуть ли не на колени бухается: не бросай, мол, не оставляй, как же я тут совсем одна, я не справлюсь. Мамашка вроде бы собираться перестает и дает согласие еще немножко пожить, а как муж позвонит – так снова-здорово. В общем, так месяца два они протянули.
– А потом что?
– Так что же? Уехала мамашка. Бросила, стало быть, Лизу. У тебя, говорит, хахаль есть, как он тебе деток заделать сумел, так пусть и растит их. А то, что ты не умеешь его заставить, так это твое личное горе, которое я с тобой разделить не могу, потому как у меня, кроме тебя, дуры набитой, и твоих сопляков, есть еще муж, а также сын и его многодетная семья, которым я тоже нужна не меньше, чем тебе, а вот хахаля при должности у них нет и помочь им, кроме меня, некому. С тем и уехала.
– А как же Лиза? Как она справляется одна?
– Плохо она справляется, – вздохнул Ворон. – Ты ж понимаешь… Пока мамашка была рядом, Лиза еще как-то старалась, у нее надежда была, что вдвоем они сумеют жизнь наладить. После выписки из больницы к ним из поликлиники прислали медсестру, которая десять дней делала Денису массаж и учила Лизу и мамашку, как самим его делать. Они вроде научились, Лиза начала каждый день заниматься с малышом, мамашка все зудела, что надо мальчика к бабкам свозить, к знахаркам, у них где-то под Талдомом есть замечательная знахарка, которая всем помогает. Лиза Родиславу позвонила, тот зубами скрипнул, но согласился отвезти ее с ребенком к бабке, только условие поставил, чтобы мамашки не было.
– И как? Съездили?
– Ну, конечно, съездили.
– Помогло?
– Да прям-таки! Потом мамашка придумала, что надо Дениса отвезти к экстрасенсу, чуть ли не к самой Джуне, и опять Лиза Родиславу позвонила, попросила найти специалиста. Тот нашел, отвез ее с Денисом, деньги заплатил, а толку никакого. В общем, пока мать была рядом, Лиза еще как-то колотилась, пыталась спасти ребенка, а как одна осталась – так с тормозов сорвалась, руки опустила и снова начала потихоньку попивать. С работы, само собой, уволилась, но поскольку она опытная машинистка и владеет латинской машинописью, то у нее была возможность работать на дому. Родислав ей машинку хорошую купил, дорогую, электрическую, вот она стала заказы брать и на дому деньги зарабатывать. Но и тут все неровно.
– Это в каком же смысле? – не понял Камень.
– Так у выпивающего человека разве бывает ровно? – резонно заметил Ворон. – То она трезвая три дня подряд – так и работа быстро выполнена, и Дениска ухожен, и массаж ему сделан, и лечебная физкультура. А то примет на грудь прямо с утра, от заказчиков прячется, к телефону не подходит, дверь не открывает, потому как работа не сделана, про массаж и физкультуру забыла, лежит пластом на диване и оплакивает свою загубленную жизнь. Однажды Родислав ее в таком состоянии застал, так чуть не прибил, ты, кричит, своим пьянством уже ребенку непоправимый вред нанесла, так ты хочешь его окончательно загубить? Ребенок болен, и им нужно заниматься каждый день с утра до вечера, ни сна ни отдыха не знать, только о сыне и думать, а ты что себе позволяешь? Ну, в таком примерно ключе.
– Ишь ты! А Лиза что?
– Так известно что. Ты свое, говорит, удовольствие получил и в сторону отвалил, а теперь еще имеешь наглость меня поучать, как мне твоего ребенка на ноги ставить. Вот сам бы взял и ставил его на ноги, если ты такой умный, а меня нечего учить. Пила, пью и пить буду, когда захочу и сколько захочу. А захочу – совсем брошу, потому как я не алкоголичка какая-нибудь, а просто глубоко несчастная женщина, всеми обманутая, преданная и брошенная. И если ты на мне не женился, то никакого права голоса у тебя в моем доме нету.
– Слушай, – возмутился Камень, – это что же получается? Она, выходит, совсем глупая, что ли? Уровень дискуссии – ниже плинтуса, просто противно слушать, у Лизы аргументы как у пятилетнего ребенка.
– Так дура и есть, – охотно согласился Ворон. – А ты что думал? Что наша Лиза – гигант мысли, что ли?
– Ну, я все-таки полагал, что если такой мужчина, как Родислав, всерьез увлекся, то не пустышкой же.
– Ох-ох-ох, держите меня семеро, шестеро не удержат! – в голос захохотал Ворон. – Такой мужчина, как Родислав! Да какой он такой-то? Тоже мне еще, экземпляр выискался. Он самый обыкновенный кобель, как девяносто процентов человеческих самцов, ищет, где попка покруглее, титьки попышнее да ножки подлиннее, а интеллектуальный уровень его интересует в самую последнюю очередь.
– Ну зачем ты так? – обиделся Камень. – Среди человеческих самцов очень часто попадаются вполне приличные особи, и их значительно больше, чем десять процентов.
– Ладно, пусть не девяносто, пусть восемьдесят семь, – Ворон решил слегка уступить, – но сути это не меняет. Просто ты неравнодушен к Родиславу и считаешь его не рядовым мужиком, а каким-то исключительным. А он на самом деле такой же, как все. И если уж на то пошло…
Ворон сделал паузу и надолго замолчал. Камень терпеливо ждал продолжения, он решил не торопить события, дать другу намолчаться вдосталь и заговорить первому. Время от времени у них случались такие мелкие конфликты: кто кого перемолчит. Камень всегда побеждал. Но Ворона тысячелетний опыт ничему не научил, и он снова и снова пытался доказать, что обладает недюжинной выдержкой.
Холодное декабрьское солнце быстро уходило за верхушки вековых елей, на лес спускалась промозглая зимняя ночь, и Ворон начал мерзнуть. Пора было подумать о ночлеге, но прежде следовало закончить просмотр серии, прерванный на полуслове.
– Ну что ты молчишь? – ворчливо начал он. – Вот лежит тут, молчит, надулся, как мышь на крупу. Мы историю смотрим или где?
– Смотрим, – подтвердил Камень. – Так что там с Родиславом? Ты, кажется, хотел что-то рассказать?
– Да я уж прямо и не знаю, стоит ли об этом рассказывать, – Ворон изобразил смущенные колебания. – Тебе неприятно будет, ты расстроишься. Может, не надо?
– Надо, – твердо ответил Камень. – Горькая правда лучше сладкой лжи, так, кажется, люди говорят.
– Ладно, слушай, но имей в виду: ты сам настоял, я не хотел ничего говорить. В общем, так: Родислав окончательно ушел от Лизы летом восемьдесят пятого, так?
– Вроде бы.
– А Леночка, про которую я тебе говорил, случилась в январе восемьдесят восьмого. Так?
– Ну, наверное, – осторожно согласился Камень. – Тебе видней.
– И что же ты думаешь, как он решал все это время свои сексуальные проблемы?
– Какие проблемы? – испугался Камень. – У него что, проблемы с сексом? Ты мне не говорил.