Добрались без приключений. Соль Наум сдал оптом, отдохнули дома неделю, и новый поход – в Нижний Новгород. Зимой на торгу там охотники со многих заимок собираются, мех оптом дешевле купить можно. Зимний мех всегда выше летнего ценился, у него подшёрсток густой, греет лучше.

Отправились на четырёх санях. Шкурки – товар лёгкий и дорогой, на одних санях целое состояние под рогожей прячется.

Санный путь сначала пролегал по земле, потом на Волгу вышли. Тут движение оживлённое: не успел скрыться из виду один обоз, как вдали уже виден другой. Нижегородская ярмарка славится не только на Руси – тут из самых дальних уголков купца встретить можно. И литвины, и немцы, и татары, и малороссы – и даже персы.

Купец научил Андрея выбирать качественные шкурки: мездру осмотреть, подшёрсток, на что обращать внимание. Андрей слушал и смотрел с интересом. Вроде и не купец он, а в жизни пригодиться может, знания за плечами не носить.

На ярмарке ему случай интересный запомнился. Татарин приценивался к овчинным тулупам, цену хотел сбить. И выделка-де плохая, и нитки гнилые. Мастеровой слушал-слушал и не на шутку разозлился:

– Глаза разуй! Где ты плохое видишь? Нитки гнилые?

Ремесленник бросил тулуп на снег, наступил на него ногами и дёрнул рукав изо всей силы. А уж силой скорняка Бог не обидел. Затрещал тулуп, и рукав оторвался. Да только не по ниткам разрыв прошёл – те выдержали, разрыв прошёл по самой цельной овчине.

Татарин попытался в толпу затереться, да окружающие не дали, вытолкали в круг, к скорняку. Кричать стали:

– Опозорить мастера хотел? За тулуп плати полную цену, да за доброе имя, что опорочить желал!

Пришлось татарину полновесным серебром платить. Репутация мастера дорого стоила, впрочем – как и купца.

Глава 4
Конец самозванца

После Нижнего Новгорода Наум с обозом, правда, в двое саней всего, наведался в Рязань, за кружевами. Вместе с ним в торговых походах был и Андрей. Всё равно в Москве ему делать было нечего, а так – хоть разомнётся, мир посмотрит. Только до самой Рязани они не добрались, на рязанской земле кружева плетёные купили.

– Неуж товар ходовой? – спросил Андрей у Наума вечером.

– В любые времена, даже тяжёлые, бабы красивыми быть хотят. Украшения покупать будут, одёжу. Причём секрет открою, поскольку ты мне не конкурент: на мелочовке иногда денег больше заработать можно, чем на товаре большом и нужном – той же соли. И зерно в любые времена покупать будут, ибо без хлеба на столе сытым не будешь. Но, говорят, в Синде далёком хлеба не знают, сарацинское зерно едят. И сыты бывают.

Вернулись домой они уже в начале марта. Солнце пригревать стало, снег просел, стал тяжёлым.

– Всё, до весны на печи лежать будем – пока снег не стает да дороги не просохнут, – заявил Наум. Насчёт печи он, конечно, для красного словца сказал – сам целыми днями на торгу пропадал, товар понемногу распродавал. Деньги – они ведь оборот любят.

Андрей же направился к священнику церкви Святого Антипия в Колымажном переулке. Это там он осенью на паперти стоял, и священник через предводителя попрошаек предупредил его о поляках. Надо было познакомиться с человеком. Во-первых, поблагодарить, а во-вторых – постараться в доверие войти. Наверняка у него среди поляков или в самом Кремле знакомства есть, иначе как бы он узнал, что юродивого ищут?

По Варварке и Ленивке Андрей вышел к Конюшенному переулку. Одет он был хорошо и на попрошайку или юродивого не походил совсем. На паперти были знакомые лица, только его никто не узнал.

Андрей подошёл к предводителю попрошаек и бросил в его шапку алтын.

– Спаси и сохрани тебя, доброго здоровья! – заученно пробормотал нищий.

– Глаза подними! Али не узнаёшь старого знакомца? – молвил Андрей.

Нищий поднял голову.

– Вроде лицо знакомое, да что-то не признаю, – неуверенно пробормотал он.

– Неуж так изменился? Юродивый я, мы с тобой отношения выясняли.

– Вспомнил! Как есть ты! Только одёжа на тебе другая была. А ноне ты прям как купец первостатейный, не узнать.

– Клад нашёл! – усмехнулся Андрей. – А ты всё стоишь?

– Куда деваться?

– Ой, не ври мне! За подаяния можно и одеться поприличней, и мясо каждый день вкушать.

– Пост ведь Великий, грех-то какой!

– Ври больше! Хотя лгать – оно тоже грех. Просто в хорошую одежду облачишься – никто не то что копейки, полушки не подаст.

– Если сам знаешь, зачем спрашиваешь?

– Помнишь, ты меня о поляках предупредил?

– Не помню, – неуверенно ответил нищий и отвёл глаза.

– Кто тебе о поляках сказал?

– Запамятовал я.

– Смертоубийство – грех, тем более в пост. Убивать я тебя не буду, но побью сильно, ежели не скажешь. Ты меня знаешь, пообещал – сделаю.

Видя, что прилично одетый сударь долго разговаривает с предводителем, к ним потихоньку подтянулись нищие.

– Брысь отседа, босота! – цыкнул на них Андрей.

Предводитель тоже руками замахал – нечего слушать чужие разговоры.

– Батюшка мне сказал, именем Матвей.

– Он сегодня служит?

– В храме.

– Проводи и познакомь, – жёстко произнёс Андрей, пресекая даже малейшую попытку юлить и отнекиваться.

Предводитель вздохнул, подобрал с паперти шапку с монетами и сунул её за пазуху.

– Идём. Только я сам сначала с ним поговорю. Ежели сладится – тебя позову.

– Идёт.

В храм они вошли вдвоём. Андрей перекрестился, шапку в руке держал. Предводитель завистливо на неё покосился. На паперти такую не наденешь, хоть и тепло в ней – нищие и попрошайки всё время страдали от холода, ветра и дождя. От каменной паперти даже летом мёрзли ноги.

К своему стыду, внутри этой церкви Андрей раньше никогда не бывал, и сейчас, войдя, с интересом оглядывался. А предводитель ушёл вперёд, к иконостасу, да и исчез из вида. Храм старый, намоленный, ладаном и свечами пахнет. Со всех сторон, с икон, глядят лики святых – прямо в душу заглядывают.

Андрей загляделся на иконы и не заметил, как подошёл предводитель нищих, а вместе с ним – и батюшка.

– День добрый, муж! Мне сказали, ты искал со мной встречи?

– Здравствуйте, батюшка. Искал.

Предводитель тут же исчез. Он правильно рассудил: меньше знаешь – лучше спишь.

– Пойдём поговорим.

Священник отвёл его в маленькую комнату в приделе.

– Садись, побеседуем – если есть о чём. Только сначала ответь мне на вопрос. Ты ведь вроде в обличье юродивого был?

– Случилось. Иногда народ юродивому больше верит, чем боярам или царю, особенно если он самозванец.