– Сходи к Борису Семеновичу, на послезавтрашний вечер, часов на восемь, пусть подготовит все по схеме «Гараж».
Пятница 15 апреля 1977 года, 15:30
Ленинград, Измайловский проспект
Полчетвертого. Я зашел в ванную комнату и присел на холодный край. Месяц. Месяц назад, плюс-минус несколько минут, я вывалился в этот мир. Время подводить итоги. Я наклонился вперед и, улыбаясь, погладил кафель.
Счастлив ли я? Да, безусловно! Животным счастьем вырвавшегося из капкана зверя. Меня тряхнуло от ужаса – я припомнил свои последние годы. Горько сочувствую себе, оставшемуся доживать там. Бедняга…
Посидел несколько минут, обхватив себя руками и слегка раскачиваясь. Помогло.
Еще раз с благодарностью коснулся плиточки и, успокоившись, вышел на кухню. Встал у окна, как капитан судна на наблюдательном посту на мостике. Внизу тек в своих размеренных повседневных хлопотах Измайловский проспект. Уверенно, спокойно, безмятежно.
Углы рта потянуло вниз, на лоб легла горькая складка. Капитан… Мой громадный корабль прет на скальную гряду за горизонтом, и закладывать резкий поворот надо уже сейчас, но это видно только мне. И хоть обкричись «право руля!» – никто не послушается. В лучшем случае зафиксируют и обколют нейролептиками – из гуманизма и сострадания к больному.
Нет, так-то жить можно… Человек ко всему привыкает, за месяц я вписался в обстановку. Нормально. Как ни странно, больше всего не хватает мелочей вроде полиэтиленовых пакетов в повседневной жизни и своей музыки в FM-диапазоне. Не хватало бы Интернета, но его заменяет брейнсерфинг, пусть и увечный. Канал тонкий, мерцающий, как на дайлапе в 14,4 килобита сижу после гигабайтной полосы. Но все же работает. Может, раскачается еще. Есть надежда.
Надежда… Опустился на табуретку, обхватил голову ладонями. Капитан корабля ночью тайком спускает шлюпку и плывет к райскому острову неподалеку. А после катастрофы, как дед Мазай, подберет кого сможет… И спасенные будут ему благодарны. Стыдно-то как…
– Твою мать! – Я в сердцах жахнул кулаком по подоконнику. – Да что же делать?!
В ушах стоят скрежет вспарываемой скалой обшивки, треск ломающихся шпангоутов и сытое бульканье ледяной воды, принимающей в свою утробу миллионы душ. Подонки из команды, предусмотрительно протащившие судовое имущество в шлюпки, отпихивают тонущих. Озверевшие братки из третьего класса сквозь людское мясо выгрызают себе путь наверх. Метет кровавая поземка по окраинам – Сумгаит, Таджикистан, Днестр. Мои братья режут друг другу горло, вспарывают животы, выдавливают глаза, сажают на кол, сдирают кожу, насилуют детей. Мерзостная «Ваффен СС» освоила демократическую феню и перекрасилась в респектабельную власть.
Я прижал лоб к холодному стеклу. Да кто сейчас в такое поверит?!
Алло, небо, это какой круг, скоро ли дно? У болота нету дна, тонуть будете вечно…
– Я увожу к отверженным селеньям, – прошептал, глядя на раскачивающийся красный трафаретный профиль за окном. Что же делать-то, мать его?!
Грустно улыбнулся, вспомнив бородатый анекдот «ну сделайте хоть что-нибудь». Что ж… Сунул в карман салфетку с уворованным из школы мелком и пошел делать хоть что-нибудь.
Тот же день, 18:10
Ленинград, улица Воинова
Очередной проходной двор, уже восемнадцатый за сегодня. Мрачный, с обшарпанными стенами, покосившимися водосточными трубами, мерзкими голубями. Войти, демонстративно повертеть головой, выйти на соседнюю улицу. Посмотреть на облупившуюся телефонную будку, надоевшие фасады, неровный асфальт. И идти дальше, бороздить этот неприветливый город.
Синти всей душой ненавидела эту часть своей работы. Да, поначалу было интересно ходить по разбитым ленинградским улицам, разглядывая, как сквозь аквариумное стекло, эту странную чужую жизнь. Потом ускоряться, нырять в темные проходные дворики и сквозные подъезды, отрываясь от топтунов. Адреналин пульсировал в жилах, кожа бледнела от волнения, и, хоть она в этом никогда бы никому не призналась даже под дулом пистолета, временами она представляла себя девушкой Бонда.
Этот период глупого романтизма продлился ровно три месяца. Потом новизна внезапно испарилась, а на дне остался грязный осадок нарастающего раздражения от непарадных запахов мочи и подгнивших овощей, натруженной шеи и надоевших лиц из наружки. Впрочем, судя по всему, эта беспокойная вице-консул надоела им не меньше.
Все всё понимают, но таковы правила этой затянувшейся игры, и не ей их нарушать. Чем большую площадь города покроют прогулки «призраков», тем тяжелее «семерке» вылавливать возможные меточные знаки: накрыть своим вниманием все стены и тротуары не по силам даже могучему КГБ. Поэтому когда Фред на собрании опергруппы раздает маршруты для прогулок на день, возникает не обида, а тянущая, как привычная зубная боль, усталость.
Да, совсем не так Синти представлялась эта работа, когда она, восторженная выпускница университета, выходила из кабинета вербовщика. И даже после восемнадцати недель на «ферме» она продолжала надеяться на что-то менее рутинное.
Ну и ладно. Она не жалеет о выборе, низовую работу надо пройти. А там… кто знает. За последние годы в Фирме прошли большие изменения, теперь женщина имеет шанс возглавить и резидентуру, уже есть примеры. Кто знает, может, со временем какая-нибудь женщина станет директором? И почему бы ей не носить имя Синти?
Еще полгода в этом холодном городе, и она поедет на Тайвань. С ней уже предварительно говорили. Сыграла свою роль маленькая строчка в личном деле: «Владеет письменным китайским языком на среднем уровне, разговорным – на начальном». Спасибо дедушке Сю, который не пожалел своего дорогого времени для любимой внучки.
Синти приостановилась и улыбнулась собственному отражению в пыльной витрине очередной булочной. Тайвань… Солнце, фрукты, теплое море… Как ей, выросшей во Флориде, этого не хватает.
Но ничего… еще чуть-чуть, еще немного, и она вырвется от этих жестких комми. Все равно она здесь давно и прочно засвечена. А иначе при таком суровом контрразведывательном режиме и быть не могло. Агентурщикам приходится непросто, классическая вербовка здесь практически невозможна, остается только отрабатывать редких инициативников да бегать по дворам, снимая метки и отвлекая внимание. Самая деликатная работа – встречи, броски корреспонденции, закладка тайников – делается агентурой глубокого прикрытия. Ее задача на оставшийся срок – оттягивать внимание КГБ на себя.
Оглянувшись, Синти привычно выделила в редком потоке прохожих неприметного мужчину, пристально изучающего ту самую витрину, в которую она только что смотрелась. Господи, как это все надоело!
Еще три улицы, и на сегодня все, можно домой – снять наконец эту промокшую обувь. Она с укоризной посмотрела на сапожки. Красивые, прочные, куплены на рождественской распродаже за тридцать процентов, за что и любимы, но кто же знал, что придется столько ходить по улицам? Вот и начали промокать…