– И будешь возить меня на таксо?
Вслед мне полетело обиженное:
– Да у тебя вся спина белой будет…
Довольно ухмыляясь, сунул посуду в окно моечной и двинулся на выход из столовой.
– Стебешь Натаху? – пихнул меня локтем в бок Ара. – Опасное дело, загрызет… Ты вчера смотрел?
– Смотрел что?
Ара с недоумением оглядел меня:
– Как наши канадцев разнесли.
– А… – с облегчением протянул я. – Только третий период. На Райкина ходил.
– О-о! – восторженно взвыл Армен. – Так ты почти ничего не видел! Там такие драки были! Наши их вчистую разносили, шесть-ноль к концу второго периода. Нервы у них сдали, начали клюшками наших бить! Барышева с поля без сознания увезли, влупили сзади по голове со всего маху! Профессионалы… – протянул он презрительно. – Фил Эспозито в первый раз в жизни шлем надел! И получите, гады, одиннадцать-один!
– Угу, видел концовку, – согласился я. – Шикарно. Очень душевно.
– Ха! – сообразил Ара. – Так ты, наверное, и футбол тоже не смотрел, как наши греков раскатали?!
– Ну уж прямо-таки и раскатали… Два-ноль всего.
– Ничего-ничего… Шансы есть у наших футболистов. Вдруг повезет?
– Ага, – иронично улыбнулся я. – Чемпионами мира станут.
«Да легче СССР с социализмом спасти без брейнсерфинга», – подумал про себя.
– Ну… может, не в этом цикле, – частично разделил Ара мои сомнения, – но в ближайшие лет десять – точно! Мы же самые сильные – хоккей наш, баскетбол, волейбол, гандбол – тоже. Осталось в футболе стать первыми… А то непорядок, лучшая страна должна быть лучшей везде! Пусть завидуют.
Я согласно покивал головой, разглядывая вышагивающие впереди три пары стройных ножек. Кто ж тут будет спорить, что это – лучшая страна?
Тот же день, 21:35
Ленинград, Измайловский проспект
Я доскреб пюре с остатками подливки, с легким вздохом отставил тарелку и, чуть поколебавшись в выборе между земелахом и курабье, остановился на ближайшем. Посмаковал сладковатый аромат корицы, запил терпким чаем и повернулся к отцу:
– Слушай, а конгресс чему был посвящен?
– Биологические основы поведения человека. – Папа пыхнул трубкой и добавил с едва заметной горечью: – Удивительно, что кого-то у нас на такой конгресс посылают. Могут и прикрыть направление со временем, слишком опасное.
– Для кого опасное?
Папа молча ткнул черенком вверх.
Я подумал, потом спросил:
– Табула раса?
Удостоился внимательного взгляда.
– Да, – медленно начал папа, – она самая. Биосоциальную природу человека мы еще сквозь зубы признаем, но дальше – ни-ни. Ни влияние врожденного на мотивацию, ни соотношение биологического и социального. В аксиоматику научного коммунизма заложили возможность массового воспитания нового человека. А если это не так? Если его невозможно массово воспитать по биологическим причинам? Или возможно, но очень не скоро? Это же получится, что пчелы неправильные, надо весь улей перестраивать.
– Но ведь если эта предпосылка заложена в фундамент, то очень важно проверить ее правильность… Иначе все пойдет наперекосяк.
Папа раздосадованно махнул трубкой:
– Вот, даже ты это понимаешь. А там, – еще один тычок черенком вверх, – не хотят. «Вы пытаетесь найти оправдание асоциальному поведению», – процитировал он кого-то.
– Мм… – промычал я, раздумывая. – Но симпозиумы у нас по этой теме проводят, ты же ездишь регулярно. Статьи печатаются, книги пишутся…
– Все верно. До определенного предела можно исследовать. – Папа задумался, попыхивая. – Даже нет, не так… Исследовать можно в принципе все. Просто никому потом нет дела до результатов. Они игнорируются. Получается, как два несвязанных колесика вращаются, каждое само по себе… Сто лет уже копают в этом направлении, даже больше. Гамильтон аж в восемьсот шестьдесят пятом опубликовал исследование под названием «Наследование таланта и характера», где изучал разлученных близнецов. А марксизм до сих пор это осмыслить не может…
Суббота 30 апреля 1977 года, 09:30
Ленинград, улица Чайковского
– Так, – Фред поднял руку, привлекая внимание, и разговоры стихли, – предупреждаю: Роберт пообещал откусить голову любому, из-за кого Советы раскроют его трюк. Поверьте, он не шутил. Поэтому сейчас буду дрючить вас до мокрых штанов. Смотрите, – он положил на стол дипломат и прикрутил к нему провод, тянущийся от небольшого пульта, – этот реквизит придумал сам Роберт два года назад. Использовался пока только в Москве, всего несколько раз.
– Какую руку ты ему выкручивал? – уточнил Майкл.
– Не руку – яйца. – Фред обвел оперативников серьезным взглядом и хлопнул в ладоши. – Смотрите! – И нажал кнопку.
– Ой! – непроизвольно вырвалось у Синти, когда крышка дипломата стремительно распахнулась и из-под нее выметнулось нечто.
Через секунду это нечто превратилось в надутую поясную куклу.
Фред обошел стол по кругу, внимательно оглядывая фигуру, затем заботливо поправил ей парик и манишку.
– Знакомьтесь, парни, это Джо. Джо, эти олухи повезут тебя сегодня на прогулку.
– Ого! – Рич засунул свой вездесущий нос под крышку дипломата и, уважительно покачивая головой, изучил жгуты проводов и шлангов вокруг баллона со сжатым воздухом.
– Ой! – еще раз пискнула Синти, когда голова куклы вдруг повернулась и тщательно нарисованные глаза с укоризной посмотрели на нее.
Фред, держащий в руках пульт, довольно захихикал в усы, и Синти с ненавистью сожгла его взглядом. Проклятый ублюдок, да ведь он специально!
Майкл взял пульт и пощелкал тумблерами. Кукла отзывалась движениями – то поворачивала голову вправо-влево, то двигала руками.
– Мысль проста, – сказал Фред. – Сразу после закрытого поворота Синти, – он метнул веселый взгляд на все еще куксящуюся разведчицу, – выскакивает из машины в подъезд, а Рич, сидящий за рулем, кидает дипломат на ее место ручкой вперед и жмет кнопку. Появившаяся из-за угла машина наружки опять видит двоих, сидящих на переднем сиденье. Чтобы сохранить им эту иллюзию, Рич время от времени через пульт, крепящийся под рулем, меняет положение манекена, как будто вы там ржете, перемывая мне косточки. Круг по городу – и домой. Через пару часов проделываем все в обратном порядке, подбирая Синти. – Раздался резкий хлопок, и фигура оплыла вниз. – Это наш план в общих чертах.
Фред поставил рядом два стула и похлопал по левому:
– Садись, Рич, и давай балуйся с надувной куклой, пока не овладеешь ею, как своей пятерней. – Он глумливо хмыкнул. – А ты, Синти, иди ищи на себя два одинаковых плаща. Парик под тебя у меня в коллекции найдется, так что стричь не будем. И не трясись ты так, курица!.. – прикрикнул он.