– Эх, дороги, пыль да туман… – Лешка Сотников, для друзей просто Сотник, зычным басом заглушал рев мотора. – Холода, тревоги да степной бурь-я-я-ян!
Стас Морганский, для друзей просто Морган, пытался удержать джип на ухабистой и в самом деле пыльной проселочной дороге и лишь изредка поглядывал на вошедшего в раж товарища.
– Знать не можешь доли своей – может, крылья сложишь посреди степей…
Вот тут Морган был полностью согласен с Сотником: может, и не крылья, а колеса – запросто! И про долю тоже был согласен. Могли ли они с Сотником еще неделю назад предугадать, что у их скромной строительной фирмы появятся такие ошеломительные перспективы. Что, возможно, наступившее лето они проведут не в душном городе, а на вольной воле, у Христа за пазухой, как поэтично выразился романтик Сотник.
Тот знаменательный день Морган помнил в малейших деталях, тем более что и вспоминать было особо нечего. И в личной, и в профессиональной жизни образовался мертвый штиль. Морган скучал в опустевшем по случаю грядущего уик-энда офисе и лениво размышлял, как бы получше распорядиться своей молодецкой удалью в ближайшие выходные, когда дверь кабинета с грохотом распахнулась. Он усмехнулся, лениво потянулся, прислушиваясь к подозрительному хрусту в позвоночнике. Только один человек вел себя в конторе так шумно, если не сказать буйно.
– Рота, подъем! – с порога рявкнул Сотник, в два шага преодолел разделявшее их пространство и рухнул в кресло.
Антикварное кожаное кресло, которое Морган, почитай, на собственном горбу пер с городской свалки, а потом своими собственными руками перетягивал, реставрировал, доводил до ума, возмущенно скрипнуло, но устояло под напором стодвадцатикилограммовой туши Сотника.
– Еще не ушел? – Сотник пригладил косматые, не поддающиеся окультуриванию вихры, с многообещающей многозначительностью посмотрел на Моргана.
– Почти, – Морган по-ковбойски закинул ноги на стол. Секретаршу Анну Илларионовну, истинную леди пятидесяти пяти лет, он отпустил домой еще час назад и теперь мог позволить себе вот такие маленькие вольности большого босса. – А ты что тут делаешь? Ты же вроде как собирался на рыбалку.
Сотник был заядлым рыболовом. Активному отдыху предпочитал многочасовое сидение в камышах с удочкой наперевес. Он числился почетным членом самого известного в городе рыболовного клуба и однажды даже занял третье место в соревнованиях по подледному лову, о чем не упускал случая рассказать всем желающим. Новых подвигов в рыболовном списке Сотника не прибавлялось, а желающих с каждым разом становилось все меньше, поэтому Морган, как бизнес-компаньон и лучший друг, должен был выслушивать рассказ про «ту чумовую рыбалку» уже по десятому кругу.
– Собирался. – Сотник мечтательно улыбнулся, поскреб внушительное пузо. – И мы таки поедем этим летом на рыбалку, дорогой мой человек! Морган мой ненаглядный! Если повезет, все лето будем наслаждаться отличным клевом.
– Это без меня, дорогой мой человек! – замахал руками Морган и, воровато покосившись на дверь приемной, вытащил из ящика стола пачку сигарет.
Сигареты истинная леди Анна Илларионовна любила еще меньше, чем сидение в ковбойской позе, и Морган, который немного робел перед своей интеллигентной и рафинированной секретаршей, в офисе старался не курить. Он вообще старался курить по минимуму, лишь в исключительных случаях, но в глазах Сотника горел такой особенный огонь, что сразу становилось ясно – исключительный случай вот-вот наступит.
– Лето с удочкой в руках… – Он щелкнул зажигалкой, с наслаждением затянулся. – Это за что же мне такое наказание?
– Это не наказание, – Сотник потянулся за пачкой сигарет, антикварное кресло снова издало тоскливый стон. – Это заказ, Морган! Отличнейший, крупнейший заказ! Помнишь озеро? – спросил он, зажимая сигарету зубами, но так и не прикуривая. – Ну, то самое, на котором мы с тобой рыбачили прошлым летом.
Морган помнил. Озеро было большое, красивое, по форме напоминающее сильно вытянутый в длину эллипс. Кажется, Сотник говорил, что расстояние между самыми дальними берегами составляет восемь километров, а в самом узком месте озеро было метров пятьдесят шириной. Добрая половина прибрежной озерной территории была занята коттеджным поселком, застроенным дачами разной степени давности и крутизны. Один из таких дачных домиков прошлым летом они сняли на целую неделю, чтобы Сотник смог насладиться рыбалкой, а Морган просто покупаться и отдохнуть от городской суеты.
– Я помню, – Морган кивнул. – Так что там с заказом, дорогой мой человек?
– До чего ж ты меркантильный! – друг сокрушенно покачал головой. – Я тебе про рай на земле, а ты мне про заказ. Отличный заказ, – сказал он после драматичной паузы. – Дураками будем, если зубами, когтями не вцепимся в него. Фамилия Яриго тебе что-нибудь говорит?
Моргану даже думать не пришлось. Фамилию эту знал любой мало-мальски деловой человек, да и не деловой тоже, потому что носитель этой фамилии был персоной весьма известной. Влас Павлович Яриго – владелец заводов, газет, пароходов. Вернувшийся на родину эмигрант, чудак, отшельник и при этом акула бизнеса, каких еще поискать.
– Он потенциальный заказчик? – у Моргана аж между лопатками зачесалось от такой новости.
– Прикинь! – Сотник хлопнул ладонями по подлокотникам кресла. – Сам в шоке! Димку Савельева, надеюсь, не забыл?
Дмитрия Савельева, историка русской литературы, скромно именовавшего себя профессором русской словесности, Морган помнил отлично, ибо профессор всем своим видом опровергал представление обывателя о том, как должен выглядеть ученый муж. Во-первых, Дмитрий Савельев был молод, годков тридцати пяти от роду, не больше. Во-вторых, выглядел не то что чинно и строго, а вовсе даже неформально. На память тут же пришли драные джинсы, изрядно вытянутая и полинявшая футболка с эмблемой «Металлики», стянутые в хвост жидкие волосы и серьга в ухе. Не профессор, а пират! Или хиппи, на худой конец. И водку, помнится, профессор русской словесности употреблял с душой, со славянским размахом, а потом пел под гитару романсы вперемежку с балладами той самой горячо любимой им «Металлики».
– Дача у него на Левом берегу, – Сотник покивал каким-то своим мыслям. – То бишь на барском берегу.
Про берега Морган тоже кое-что помнил. Из-за вытянутой формы озеро походило на реку и вроде как имело левый и правый берег. На левом, барском, находился коттеджный поселок, а правый был девственно чист, почти не осквернен людским присутствием. Кажется, где-то там, неподалеку от правого берега, имелась деревенька, и что-то там Сотник говорил про колхоз, который в далекие советские времена был миллионером, надеждой и опорой партии, но сам Морган на правом берегу никогда не бывал, поэтому представление о деревеньке и колхозе имел весьма смутное.
– Так вот, у Димки Савельева дача на Левом берегу. Досталась ему еще от папеньки, тоже профессора каких-то там наук, – вел свой неспешный рассказ Сотник. – Дачка неплохая, я тебе скажу, но староватая, построенная в начале девяностых, когда Левый берег еще только обживала всякая научная и творческая элита. Соседи у Димкиных родичей тоже все сплошь были профессора, академики, актеры больших и малых драматических театров. А пару лет назад началась движуха и великое переселение народов. Земля на Левом берегу взлетела в цене до заоблачных высот.