– О, это будет даже лучше. У нас появится целая выборка мнений, что хоть как-то приблизит наш эксперимент к научному исследованию.
– О’кей, уговорил. Кстати…
– Да, Паша?
– Ты мне точно все мотивы озвучил?
– Э-э-э… Ответ отрицательный. – Мультяшный Тау скорчил задумчивую рожу, потом вдруг совсем по-человечески подмигнул. – Честно говоря, мне нравится ощущать себя этаким прожженным циником. Чувствовать себя плохим. Это так бодрит!..
– Ладно, считай, что я подписался. Потом поможешь мне диссертацию написать.
– Думаешь, стоит доводить до всеобщего сведения результаты нашего весьма сомнительного эксперимента?
– Спрашиваешь! Блин, кого еще принесло?!
В дверь трезвонил, оправдав мои наихудшие опасения, майор Тарасов. Оценив на дисплее системы наблюдения его целеустремленный вид, я пришел к выводу, что добровольно он не уберется, и с тяжким вздохом разблокировал замок.
– Говорил же я тебе, Паша! – вместо приветствия хлопнул он меня по плечу. – А ты балбес.
– И тебе привет… – уныло отозвался я.
Система Риггос-2, военный терминал «Ахерон-1»,
11 августа 2541 года, утро
– Паша, быстро ноги в руки, через четверть часа челнок отходит!
Ага, сегодня дражайший шеф особенно красноречив. Впрочем, неудивительно. Даже при его показной невозмутимости нервное напряжение последних трех недель не могло не пробиться сквозь скорлупу самообладания. Уж на что Тарасов пофигист, но и по нему видно, что волнуется…
Кстати, о птичках. Тогда, на Броде, он не стал меня ни о чем расспрашивать, просто, как я и предполагал, обозвал всячески и посоветовал не обострять ситуацию, по крайней мере на данном этапе операции. Не хватало нам еще проблем в контролируемой военными зоне. Те, в случае чего, церемониться не станут, в результате Пьер мне будет о-очень благодарен. Да и он, Тарасов, тоже. А во что подобная «благодарность» может вылиться, я примерно представлял. Поэтому спорить не стал, лишь выразил сомнение, что Евгения Сергеевна сумеет все это время держать себя в руках. На что майор меня заверил, что с этой стороны как раз ничего не грозит. Понятно, ежели я не полезу на рожон. Я пообещал не лезть, на том и сошлись.
Что характерно, обещание я выполнил, хотя при виде Женьки очень часто накатывало нечто весьма и весьма похожее на раскаяние. Но, памятуя о разговоре с Тарасовым, я изо всех сил старался не поддаваться порыву. Не последней причиной для обуздания эмоций являлось также обоснованное предчувствие, что мирно разбор полетов не закончится, даже если я приползу к ее величеству с посыпанной пеплом главой. Фигурально выражаясь. Поэтому я целую неделю практически безвылазно проторчал в каюте, долгие часы по очереди мордуя «деревянного человека» и Тарасова, добровольно вызвавшегося в спарринг-партнеры (впрочем, со вторым все не так однозначно, мне доставалось ничуть не меньше), а в промежутках между тренировками шерстил Сеть на предмет информации о Фронтире, Ахероне и Большой Войне в целом. Майор тоже поделился кое-каким специфическим опытом, но, шельма, выложил далеко не все, что знал.
А потом была флотская база на Бурной, где мы приняли на борт кое-какой груз и два десятка офицеров разной степени потрепанности – от новеньких, с иголочки, лейтенантов последнего выпуска академии до побитого жизнью майора-десантника, чем-то неуловимо напоминавшего Тарасова. Наверное, такой же непоколебимой уверенностью в себе. Именно этот дядечка был главным у командированных. Своих временных подчиненных он держал, что называется, в кулаке, потому проблем никаких не возникло. Бухать господа офицеры бухали, но не сказать что по-черному, без излишеств и бесчинств. Беда пришла совсем с другой стороны – внезапно выяснилось, что на базе «Северная», главной и единственной на всю систему Вольф-1061, во времена оны базировался пограничный дивизион, в состав которого входил штурмовой отряд майора Тарасова, тогда еще капитан-лейтенанта. И совершенно случайно в группу наших новых пассажиров затесалась пара человек, теоретически способных его опознать. Так что последующие без малого две недели шифроваться пришлось уже ему.
К счастью, прыжок в систему Риггос-2 обошелся без происшествий, и буквально вчера мы сдали похмельных постояльцев новому командованию. После этого Тарасов оккупировал корабельный пост связи и долго вел с кем-то переговоры. С кем конкретно, он не сказал даже Виньерону, но, когда мы с Гюнтером завалились в каюту капитана, оба они выглядели весьма довольными: Тарасов – как обожравшийся сметаны кот, Пьер – как ухвативший удачу за хвост человек. Нас в подробности посвящать не стали, просто велели быть готовыми выдвигаться в любой момент. Пока что флотская «таможня» (называлась эта служба конечно же иначе, но я не запомнил в связи с полной ненадобностью) обрабатывала запрос на допуск на планету части команды «Великолепного», а это должно было занять какое-то время. Остальным нашим ход вниз был заказан, зато вся сервисная зона терминала оказалась в их полном распоряжении. По-хорошему и нас-то на шарик никто не должен был пустить, но, насколько я знал, Пьер с подачи Тарасова прикрылся статусом вольного негоцианта и грузоперевозчика, в отношении которых режим в системе буквально в последний год несколько смягчился. Поэтому запрос на посещение федерального анклава с целью установления деловых связей никого на «таможне» не удивил. Плюс сработали связи Тарасова. Опять же наверняка утверждать не возьмусь, потому что вечером при посещении одного из баров для флотского старшего командного состава я совершенно неожиданно пересекся с суперкарго «Лорелеи» – такого же частного транспортника, прибывшего в систему за неделю до нас. Так вот, этот самый суперкарго после совместного распития спиртных напитков (признаюсь, в этот раз антиалкогольный блок сработал в штатном режиме, и я самым бессовестным образом споил собеседника до полного расслабления) по большому секрету сообщил, что его капитан с небольшой группой не далее как утром тоже отправился в деловую поездку. Правда, ждать разрешения им пришлось аккурат всю неделю. Тарасов новость выслушал с безразличным видом, но сразу же снова заперся в пункте связи. Видимо, ничего подозрительного, так сказать, о конкурентах не выяснил, потому что корректировать планы Виньерон не стал. И на следующее же утро «добро» на высадку было получено, о чем меня дражайший шеф и оповестил незамедлительно…
Тарасов, кстати, заранее предупредил, что катер с фрегата на шарик не пустят, а лететь придется на рейсовом челноке военных. Те же раздолбайский вид могут воспринять неадекватно, поэтому Пьер в приказном порядке потребовал от всех «экскурсантов» облачиться в форменные комбинезоны, столь мною ненавидимые. Какое-никакое, а единообразие, авось в глаза сильно не бросимся. Грязно-серый комбез на флотскую одежку походил мало, но смотрелся на военном терминале куда уместнее потрепанной джинсы и футболок с сомнительными принтами. Тут Пьер однозначно прав. К тому же на левом рукаве, оказывается, красовалась эмблема – название корабля на фоне силуэта фрегата, а над нагрудным карманом имелось что-то вроде вшитого беджика с наименованием должности. В моем случае, понятно, «координатор по работе с пассажирами». Разве что забранное прозрачным пластиком окошко, предназначенное для личного идентификатора, пустовало – я такой полезной вещицей так и не разжился по причине банальной лени. Излюбленной флотскими пилотки не было – не положено, но в глубине шкафа обнаружилась бейсболка с надписью Magnifique, а в обувном отделении – форменные же ботинки. Личных вещей Пьер велел брать по минимуму, поэтому я ограничился одним лишь инфором, в очередной раз оставив Попрыгунчика скучать в каюте. Вряд ли он сумеет подключиться к инфору, когда я окажусь на поверхности планеты, – мощности передатчика не хватит. Впрочем, если он сумеет договориться с Юми, то и в этом ничего невозможного нет.