— О чем же?
— Сегодня утром я поговорила с деканом. Назвала ему имена других профессоров, работа с которыми может тебя заинтересовать.
Он озадаченно приподнял брови.
— Я сделал что-то не то? Со времени нашего возвращения было трудновато, но…
— Твоя работа, как всегда, выше всех похвал. Дело не в тебе.
— Смахивает на то, что как раз во мне, раз имеет ко мне отношение и все такое.
Эрин упорно смотрела в одну точку где-то между мягких черных ушей коня.
— После того, что произошло в Израиле… Я не очень уверена, что я для тебя лучший вариант.
Ухватившись за уздечку Блэкджека, Нейт остановил обеих лошадей.
— О чем это вы?
Эрин повернулась к нему лицом. Вид у него был одновременно и встревоженный, и рассерженный.
— Послушай, Нейт… Университет недоволен, что я потеряла двух аспирантов.
— Вряд ли это ваша вина.
Она продолжала, пропустив его реплику мимо ушей:
— Декан считает, что будет лучше, если я возьму академический отпуск для прочистки мозгов.
— Так я подожду, — Нейт скрестил руки на луке седла. — Не проблема.
— Ты не понял, — она теребила удила, испытывая отчаянное желание щелкнуть ими и ускакать от этого разговора прочь, но позволила трудной правде удержать себя на месте. — Нейт, по-моему, это первый шаг к тому, чтобы я покинула университет.
Челюсть у него отвисла.
Эрин быстро заговорила, чтобы покончить разом.
— Тебе вовсе незачем связывать свою диссертацию с профессором, которого вот-вот вышвырнут. Ты блестящий ученый, Нейт, и я уверена, что мы можем найти тебе более приемлемого руководителя — человека, который откроет тебе двери, которые отныне для меня закрыты.
— Но…
— Я ценю твою преданность, — отрезала Эрин, — но она направлена не по адресу.
— Как раз по адресу, черт побери! — гневно вскинулся он.
— Нейт, если ты останешься, мне это ничуть не поможет. Исход моей карьеры предрешен.
— Но я выбрал вас как руководителя, потому что вы лучшая в своей сфере. — Гнев покинул его, и Нейт тяжело осунулся в седле. — Самая лучшая. И это ничуть не изменилось.
— Кто знает? Со временем все может уладиться.
Правду говоря, Эрин не считала, что это произойдет, а в глубине души даже сомневалась, что хочет этого. На заре карьеры мир науки стал для нее раем после строгого религиозного воспитания, но теперь он уже таким не казался. Она припомнила свои мучения с преподаванием в последнем семестре. Учить вракам и дальше — свыше ее сил.
И теперь Эрин не хотела кривить душой перед Нейтом ни капельки.
— И даже если все утрясется, — промолвила она, — за это время ты упустишь уникальные возможности. Я не могу позволить, чтобы это произошло.
Нейт был готов спорить, протестовать. Возможно, ощутив его напряженность, его кобыла вскинула голову и начала приплясывать на передних ногах.
— Не осложняй и без того сложную ситуацию еще больше, — завершила Эрин.
Нейт потер верхнюю губу, не решаясь поднять на нее глаза. Наконец, тряхнув головой, развернул Гансмоук и галопом поскакал прочь, не проронив ни слова, направляясь обратно к конюшне.
Блэкджек заржал вслед, но Эрин удержала его, понимая, что Нейту нужно побыть одному. Дав ему хорошую фору, она тронула Блэкджека обратно шагом.
Дневное светило скрылось за холмами окончательно, но было еще достаточно светло, чтобы Блэкджек не ступил в сусличью нору. Эрин неуютно поерзала в седле и ощутила талисман Эмми в переднем кармане брюк. Она и забыла, что сунула его туда, по-прежнему толком не зная, как с ним поступить. Подумывала, не вернуть ли его родителям Эмми, но станет ли это доброй услугой? Кусок янтаря будет для них напоминанием, что их дочь выбрала профессию, которая ее убила, оросив ее кровью чужеземные пески.
Поступить так с ними Эрин не могла, — но и оставлять талисман у себя горестным напоминанием о собственной роли в смерти Эмми тоже не хотела.
По-прежнему не зная, как с ним поступить, Эрин снова обратилась мыслями к Нейту. В Риме она спасла ему жизнь и теперь сделает все возможное, чтобы спасти его карьеру, как бы это его ни сердило. Хочется надеяться, ко времени ее возвращения в конюшню Нейт уже хоть отчасти смирится с ее решением. Так или эдак, позже вечером она отправит ему электронное письмо со списком имен. Все это состоявшиеся археологи, а ее рекомендация имеет для них весомое значение.
У Нейта все будет в порядке.
И чем дальше он от нее окажется, тем лучше.
Смирившись и придя к окончательному решению, она похлопала Блэкджека по шее.
— Пора задать тебе овса и хорошую чистку. Как тебе такое предложение?
Блэкджек вдруг напружинился под ней, заложив уши.
Эрин инстинктивно сжала колени.
Блэкджек, всхрапнув, заплясал бочком, закатывая глаза.
Что-то его напугало.
Эрин окинула открытые пастбища взором. Справа протянулась тенистая дубрава. Ветви виргинских дубов, увешанные серебристой кипенью омелы, склонялись почти к самой земле. Там может скрываться кто угодно.
Вдруг в тиши сумерек со стороны рощицы отчетливо донесся резкий треск, будто от сломанной ветки.
Достав пистолет из кобуры на щиколотке, Эрин сняла его с предохранителя, взглядом обегая опушку в поисках цели, но там было слишком темно. Слыша в ушах грохот собственного сердца, она бросила взгляд в сторону далекой конюшни.
Нейт, наверное, уже там.
Блэкджек вдруг взвился на дыбы, едва не выбросив ее из седла. Эрин прильнула к его шее, и конь галопом понесся к конюшне. Остановить или хотя бы придержать его она даже не пыталась.
Напрягая взор, Эрин от страха пыталась смотреть сразу во все стороны, ощущая во рту привкус крови от прокушенной губы.
И тут ноздри ее наполнил аромат вина.
Нет, нет, нет…
Она изо всех сил старалась не провалиться в забытье, чувствуя приближение очередного приступа и в панике вцепившись в удила Блэкджека изо всех сил. Стоит потерять контроль, и она слетит на землю.
А потом пришел худший кошмар.
Низкое рычание сотрясло ночь, прокатившись к ней по холмам. Гортанный рык издавало не живое существо, а что-то ужасное…
…и близкое.
19 декабря, 02 часа 02 минуты
по центральноевропейскому времени
Катакомбы под Ватиканом
Рун рванулся назад-вверх. Голова ударилась о гладкий камень, со всплеском опрокинувший его в обжигающую ванну вина, и рана на виске открылась. Он пробуждался подобным образом множество раз, заточенный в каменном саркофаге, наполовину погруженный в вино — освященное и пресуществленное в кровь Христову.