— К чертям это все, — ругнулся Джордан.
Протянув руки мимо Эрин к окну рядом с ней, военный рывком распахнул шторы. Солнечный свет хлынул в вагон, озарив ее.
Леопольд посмотрел на Эрин в центре солнечного квадрата, пытаясь решить, стоит ли вернуться и задернуть шторы снова. Но, увидев выражение лица Джордана, решил, что не стоит. И вместо того постучал в толстую стальную дверь, давая находящимся по ту сторону знать, что все готово.
Христиан поднялся, будто готовясь к бою, и встал между Эрин и дверью, держась наполовину в тени, наполовину на свету.
Дверь открылась, и кардинал Бернард первым ступил в вагон в полном своем алом облачении. Посмотрел на Эрин, потом на Джордана.
— Прежде всего позвольте мне принести извинения за подобные меры секретности, но после всего случившегося — и здесь, и в Калифорнии — я счел, что благоразумнее будет проявить осторожность.
Это объяснение ни один из людей, проникнутых подозрениями, не счел вполне удовлетворительным, но оба вежливо промолчали.
Эту неловкую немую сцену прервал отец Амбросе, распахнувший дверь кухни в другом конце вагона. Вытирая руки кухонным полотенцем, он без приглашения ступил внутрь. Должно быть, услышал голос Бернарда и явился предложить кардиналу свои услуги, а заодно подслушать, о чем пойдет речь.
Пройдя по вагону, кардинал обеими руками пожал ладонь Эрин, потом Джордана.
— Вы оба выглядите хорошо.
— Как и вы, — Эрин попыталась улыбнуться, но Леопольд прочел на ее лице тревогу. — Есть ли вести о местонахождении Руна?
В голосе ее звенела надежда. Она волнуется за Корцу совершенно искренне.
Леопольд ожесточил сердце против ощущения вины, волной вздымающегося у него в груди. Ему нравились эти люди за свою жизненную энергию и интеллект, но он в тысячный раз напомнил себе, что его предательство служит высшему предназначению. Впрочем, это сознание ничуть не облегчает его предательские козни.
— В надлежащее время я все растолкую, — пообещал им Бернард и обратил взгляд на своего помощника в глубине вагона. — На этом все, отец Амбросе.
Его ассистент со вздохом досады ретировался обратно в кухню, но Леопольд ни капельки не сомневался, что этот смахивающий на паука поп тут же прижал ухо к двери, чутко ловя каждое слово. Он не из тех, кто готов пребывать в потемках.
Как, впрочем, и я.
Вспомнив свое обещание Окаянному, Леопольд снова ощутил на плече прикосновение жуткого мотылька, трепет его крылышек у своей шеи.
Я не должен подвести его.
19 декабря, 11 часов 04 минуты
по центральноевропейскому времени
К югу от Рима, Италия
Как только отец Амбросе удалился, кардинал Бернард дал знак теням, маячившим за открытой стальной дверью.
Эрин напряглась, впившись пальцами в руку Джордана. И вдруг очень обрадовалась, что тот распахнул шторы. Но все же, несмотря на льющиеся на нее лучи солнца, ощутила леденящий холод.
Из темноты в ярко освещенный вагон ступил святой отец в черном — худой, как скелет, придерживая бледной костлявой рукой край капюшона, чтобы защититься от яркого света. Ступал он неуверенно, на подгибающихся ногах, но при том не без грации, и было в его движениях что-то знакомое.
А затем он опустил руку, открыв лицо. На темные, ввалившиеся глаза падали длинные пряди черных волос. Кожа плотно обтянула широкие скулы, а в тонких губах не было ни кровинки.
Эрин вспомнила, как целовала эти губы, когда они были полнее.
— Рун…
Потрясение заставило ее вскочить на ноги. Казалось, он постарел на многие годы.
Джордан встал обок нее.
Рун взмахом руки пригласил обоих сесть. Тяжело опираясь на руку Бернарда, доковылял до стола и рухнул на свободный стул рядом с Христианом. Эрин заметила, что ярких лучей солнца он сторонится. Хотя сангвинисты и способны переносить солнечный свет, он отнимает у них силы, а у Руна их явно в самый обрез.
Знакомый взгляд через стол встретился с ее взглядом. Она прочла в нем изнеможение вкупе с толикой сожаления.
— Как я узнал от кардинала Бернарда, между нами возникли кровные узы, — негромко проговорил Корца. — Я прошу прощения за все страдания, какие они могли вам причинить.
— Все в порядке, Рун, — ответила она. — Я в порядке. Но вы…
Его бледные губы изогнулись в призрачном подобии улыбки.
— Чувствовал я себя и более энергичным, нежели ныне, но с Христовой помощью скоро вновь обрету былые силы целиком.
Джордан взял ее за руку поверх стола, недвусмысленно заявляя свои права на нее. Посмотрел на Руна волком, не выказав и тени симпатии. И обернулся к Бернарду, стоявшему у стола.
— Кардинал, если вам столько недель было известно, что Рун пропал, почему же вы так долго медлили, прежде чем обратились к нам? Вы могли позвонить прежде, чем он оказался в столь прискорбном состоянии.
Кардинал поставил пальцы облаченных в перчатки рук домиком.
— О темном деянии, свершенном против доктора Грейнджер в катакомбах под храмом Святого Петра, я узнал лишь несколько часов назад. Я не мог ведать ни о каких узах между ним и Эрин. Но действия Руна посулили миру надежду.
Рун со страдальческим видом потупил взгляд, уставившись в стол.
О чем это таком толкует кардинал?
Бернард воздел руки жестом, охватывающим весь поезд.
— Со всеми здесь собравшимися — предреченным трио — мы теперь можем искать Первого Ангела.
Джордан оглядел столик.
— Иначе говоря, компания снова вместе. Рыцарь Христов, Воитель Человечества и Женщина Знания.
При упоминании последней из этого трио он пожал Эрин пальцы, но та высвободила руку.
— Не обязательно, — напомнила она всем.
Эрин снова мысленно услышала грохот пистолета и увидела Баторию Дарабонт, рухнувшую в тоннеле. Я убила последнюю из рода Батори.
Рун устремил на нее пристальный взгляд.
— Мы трое свершили многое.
В этом Джордан с ним вроде бы согласился.
— Окаянно верно.
Может, они и правы, но это окаянно тревожило ее.
11 часов 15 минут
Поезд замедлился и прошел стрелку, продолжая путешествие на юг.
Джордан смотрел за окно, пытаясь угадать место назначения. Бернард по-прежнему скрытничает. Так ничего и не сказав, кардинал снова скрылся в заднем вагоне, оставив их наедине с собственными мыслями, позволяя переварить случившееся.