Когда они достигли береговой черты, Христиан обернулся.

— Отсюда они направились в море! А ее сигнал я потерял в паре-тройке миль строго на запад отсюда!

Рун уставился на черные волны. Лунный свет серебрился на белых гребнях.

Несколько минут они путешествовали в молчании, но воды оставались пустыми, не выдавая следа преследуемых. Он представил, как Искариот швыряет Элисабету в темное море, избавляясь от нее.

— Вот здесь сигнал и пропал! — крикнул Христиан.

Он повел машину медленнее, сделав круг над водой. Все глаза высматривали какие-нибудь плавающие обломки, следы, указывающие, куда отправилась группа Искариота.

— Надо свериться с картами местных течений, — крикнул вперед Джордан. — Если тут затонуло судно или потерпел аварию вертолет или небольшой самолет, можно проследовать вдоль прибрежных течений, но пока что я бы рекомендовал следовать в прежнем направлении.

— Понял! — Христиан увалил вертолет на бок, поворачивая на запад.

Рун продолжал свое бдение, зорким взглядом обшаривая каждую волну.

Он молился о надежде.

Он молился за Элисабету.

Глава 36

20 декабря, 05 часов 06 минут

по центральноевропейскому времени

Средиземное море

Иуда стоял в своей спальне, снова одевшись после того, как поспал всего час. Он чувствовал себя освеженным и полным надежд.

Завязывая галстук, Искариот повернулся спиной к массивной кровати с балдахином. А вместо зеркала воспользовался собственным отражением в гигантских часах, занимающих целую стену. Поперечник хрустального циферблата достигает добрых восьми футов. Своими руками он делал и переделывал эти часы в двадцати разных домах. Циферблат стеклянный, не скрывающий внутренних шестеренок и зубчатых колес — сплошь из латуни, меди и стали. Ему нравится смотреть, как механизмы отсчитывают нескончаемый ход его жизни.

Теперь же аккуратным движением он остановил часы. Больше они не понадобятся. Скоро его жизнь закончится. Спустя века молитв об этом мгновении скоро он наконец упокоится.

Стук в двери прервал ход его мыслей.

— Войдите! — крикнул он.

Обернувшись, увидел Хенрика, втолкнувшего в комнату Первого Ангела. Теперь, когда до рассвета осталось всего пара часов, он велел, чтобы мальчишку представили пред его очи.

Томми тер глаза, очевидно, еще толком не проснувшись.

— Что вам от меня надо?

— Только поболтать.

Судя по виду мальца, он бы предпочел еще поспать.

Иуда подвел его к своему письменному столику. В другом месте на платформе у него есть более просторный кабинет для ведения дел, но порой он предпочитал тихое уединение собственных покоев.

— Мы двое, Томми, совершенно уникальны в этом мире.

— Что вы хотите этим сказать?

Взяв острый нож для бумаг, Иуда вонзил его в собственную ладонь прямо посередке. Кровь хлынула ручьем, но он с помощью носового платка утер ее. Ранка затягивалась прямо на глазах.

— Я бессмертен, но не так, как твоя графиня. Я такой же, как ты. — В доказательство Искариот взял ладонь мальчика своими крепкими пальцами и прижал ее к своей груди. — Чувствуешь сердцебиение?

Томми кивнул, явно устрашенный, но и заинтригованный.

— Как и ты, я родился обыкновенным мальчишкой. Мне бессмертие принесло проклятье, но мне хотелось бы знать, что ты сделал такого, чтобы пострадать сходным образом.

Иуда уже слышал пересказ истории мальчишки в общих чертах, но хотел все узнать из первоисточника в мельчайших подробностях.

Томми в явном замешательстве покусывал нижнюю губу, но скорее всего отчаянно хотел понять, кем же он стал.

— Это произошло в Израиле, — начал он и мало-помалу выложил историю посещения Масады вместе с родителями, рассказав о землетрясении и газе.

Но ничто из этого не объясняло его внезапного бессмертия.

— Расскажи мне побольше о том, что случилось перед землетрясением, — настаивал Иуда.

Лицо отрока приняло виноватый вид.

— Я… я вошел в комнату, куда было нельзя. Я знал, что нельзя. Но там на полу был белый голубь, и я подумал, что он ранен. Я хотел забрать его и найти ему помощь.

Сердце Иуды буквально заколотилось о ребра.

— Голубь со сломанным крылом?

— Откуда вы узнали? — с прищуром поглядел на него Томми.

Иуда привалился к столу, задумчивым, полным воспоминаний голосом промолвив:

— Две тысячи лет назад я видел подобного голубя. Когда был мальчишкой.

Он не думал, что эта встреча важна, почти не придал ей значения, вот разве что произошло это поутру того дня, когда он впервые встретил Христа, когда Иуда был всего лишь четырнадцатилетним подростком, когда они стали закадычными друзьями.

Я был в том же возрасте, что и Томми, внезапно сообразил он.

Теперь Искариот вспомнил то раннее утро в деталях, будто все было только вчера: как улицы еще купались в сумраке, потому что солнце еще не совсем взошло, как смердели нечистоты в канавах, как еще сияли звезды.

— А голубь, которого вы видели, — спросил мальчишка, — у него тоже было сломано крыло?

— Да. — Иуда представил призрачную белизну перьев птицы во мраке — единственное, что шевелилось на темной улице. — Он волок крыло по грязным камням. Я поднял его.

Потерев ладони друг о друга, он вновь ощутил под пальцами оперение. Птица лежала тихонько, положив голову на большой палец Иуды, глядя на него единственным зеленым глазом.

— Вы пытались ему помочь? — поинтересовался Томми.

— Я свернул ему шею.

С расширившимися глазами паренек попятился на полшага.

— Просто так?

— Вокруг были крысы, собаки. Его бы порвали в клочья. Я спас его от этих страданий. Это был акт милосердия.

И все же, вспомнил он, после ему было очень не по себе. Он бежал за утешением в храм, к отцу, который был фарисеем. Именно там он и увидел впервые Христа — своего ровесника, поразившего отца Иуды и других своими речами. Впоследствии они сдружились и почти не расставались.

До конца.

Теперь я должен исправить это.

Отрок и голубь — все это знаки, что он идет правильной тропой.

Иуда повел Томми обратно к двери, снова вверив под попечение Хенрика.

— Приготовь его к отправлению.

Как только Томми ушел, Иуда вернулся к столу. Поднял хрустальную пластину, аккуратно укладывающуюся в ладонь. Это его ценнейшее достояние. Искариот вынул его из сейфа в кабинете и вернет на место перед уходом. Но он нуждался в подобном ободрении в этот ранний час, чувствовал потребность ощутить его твердость и вес в собственных руках.