— Оставьте, комиссар. Это было давно. Я потерял голову и несколько лет служил у федералов. Нельзя использовать это против меня. И неужели в девятнадцатом участке больше нет детективов?

— Можно-можно. Ты у меня ведущий игрок, Майк, нравится тебе или нет. А это важный матч. Не подведи меня, ладно? И для тебя есть вознаграждение — ты на задании, поэтому тебе не нужно писать рапорт о происшествии в Гарлеме и общаться с шакалами из прессы. Отдел информации бесится от запросов на интервью с тобой.

Я прекрасно понимал, что Дэли против каких бы то ни было разговоров с журналистами о прошлой ночи, пока не собраны все факты. Но подает это так, будто делает мне одолжение. «И отдел связей с общественностью полагается на него», — подумал я.

— Седлай своего коня и скачи как можно скорее на Семьдесят вторую улицу, — закончил он. — Начальник детективов Макгиннесс введет тебя в курс дела.

«На что садиться? — подумал я, слушая длинные гудки. — Неудивительно, что он комиссар. Этот человек профессиональный манипулятор.

Не только не извинился, лишая меня отгула, но даже не дал возможности сказать о больных детях».

Я отложил телефон, злясь на Дэли и всех тамошних идиотов, пользующихся властью для решения своих проблем, но больше всего расстраиваясь из-за потерянной возможности побыть с детьми, выпадающей мне так редко. Но на смену мне придет Мэри Кэтрин, и, вероятно, им будет с ней лучше. Я сущий неудачник.

Я решил наскоро принять душ. Я не смыл пота после пробежки, и другого случая может не представиться несколько дней. Задумавшись о месте преступления, которое предстояло увидеть, я не глядя ступил в ванну и угодил в заполненный рвотой сток.

«Отгул накрылся, и даже дома невозможно отделаться от службы», — подумал я, потянувшись за туалетной бумагой.

Глава тринадцатая

Сидя на велосипеде «Фрежюс» с десятью скоростями, Учитель держался одной рукой за задний бампер автобуса номер пять, катившего по Пятой авеню. Добравшись до Пятьдесят второй улицы, он свернул на нее и, уже работая педалями, проехал между лимузином и громадными деревянными колесами телеги из Центрального парка.

Остановясь возле управления порта, он снова побежал трусцой в квартиру и переоделся совершенно иначе — в поношенные велошорты, выцветшую майку, велосипедный шлем — и снова сел на «Фрежюс». Теперь он ничем не отличался от других велосипедистов-рассыльных.

«Крепко держись и вперед!» — подумал он, вскидывая переднее колесо, чтобы въехать на строительную плиту.

Эта одежда обладала своей красотой и символикой. Этим утром он доставлял важное сообщение.

Кому: Миру

От кого: От Учителя

Тема: Существование, Вселенная, Бессмысленность жизни

Музыкальным сопровождением его мыслей послужила какофония громких автомобильных гудков от застрявших на узкой улице машин, когда там попытался припарковаться автофургон.

— Заткнитесь вы, шваль! — заорал в окно похожий на обезьяну водитель фургона.

«У тебя тоже приятный день», — подумал Учитель, пробираясь на велосипеде через это столпотворение.

Вонь отбросов и мочи ударила в ноздри, когда он проезжал мимо расставленных вдоль тротуара мешков с мусором. Или она шла от тележки с горячими сосисками? Трудно сказать. Он увидел воодушевляющий знак «ДАЖЕ НЕ ДУМАЙТЕ ПАРКОВАТЬСЯ ЗДЕСЬ!». Черт возьми, почему не написать сразу «СОВЕРШИТЕ САМОУБИЙСТВО»?

Он изумленно уставился на трусливые стада секретарш и бизнесменов, кишащих на углах, дожидающихся, как овцы, сигнала светофора, контролирующего их жизни. Неужели этот сущий ад, в котором они движутся, как зомби, приемлем для них? Легионы ходячих мертвецов с полным отсутствием разума.

Нет, постой. Они не обязательно безмозглы — это слишком грубо. Они невежественны. Не обучены.

Учитель резко остановил велосипед перед рестораном на северной стороне улицы.

Этим утром второй урок будет еще более впечатляющим, чем предыдущий.

Статуи жокеев на балконе клуба «Двадцать одно» надменно смотрели на него, когда он, сняв через голову стояночный замок, примыкал цепочкой «Фрежюс» к кованой изгороди. Когда он пробирался под тентом через толпу нарядных бизнесменов, до него донеслись другие запахи — на сей раз хороших сигар, сочных бифштексов и дорогих духов. Войдя, он словно бы оказался в ином измерении с приглушенным светом, классическим джазом, каминами, драпировками и креслами с широкой спинкой.

Всего на секунду он дрогнул. Возникло искушение приблизиться к обшитому темными панелями бару в глубине, заказать крепкую выпивку, положить свою ношу на красную кожаную банкетку, отставить тяжелую чашу судьбы.

Он взял себя в руки. Да, чаша тяжела, она раздавила бы большинство людей. Выдержать ее можно, лишь обладая твердой решимостью, как у него. Он не дрогнет.

— Прошу прощения! Тпру! — произнес кто-то. Учитель обернулся и увидел метрдотеля, надвигающегося на него, словно управляемая бомба. — Здесь требуется пиджак, и туалеты только для клиентов. Если привез доставку, иди через служебный вход.

— Это клуб «Двадцать одно», так ведь? — уточнил Учитель.

Губы метрдотеля искривились в ледяной улыбке:

— Отлично. В какой компании работаешь? Непременно воспользуюсь ее услугами, когда мне понадобится очень умный рассыльный.

Учитель сделал вид, что не заметил насмешки.

— У меня пакет для мистера Джо Миллера — сказал он, открывая хромовую курьерскую сумку.

— Я Джо Миллер. Ты уверен? Я ничего не жду.

— Может, кто-нибудь хочет удивить вас, — Подмигнул Учитель, доставая из сумки большой конверт. — Может, произвели на одну из посетительниц более сильное впечатление, чем представляете.

Миллер, видимо, счел эту мысль интересной.

— Хорошо, спасибо. Только в следующий раз служебный вход, ясно?

Учитель серьезно кивнул:

— Непременно. Конечно, приятель. Если следующий раз будет.

— Держи, — сказан Миллер, доставая из бумажника два доллара.

— Нет-нет, чаевых не беру, — отказался Учитель. — Но я должен дождаться ответа. — Снова подмигнув, он отдал Миллеру конверт. — Может, не стоит вскрывать его при всех? Надеюсь, понимаете, что я имею в виду.

Метрдотель огляделся. Толпа ожидавших, чтобы их усадили, росла. Но любопытство одержало верх. Он нетерпеливо вошел в комнатку рядом со столом предварительных заказов. Учитель последовал за ним и встал в дверном проеме.

Он наблюдал, как Миллер вскрыл конверт и уставился на письмо. На его высокомерном лице отразилось недоумение.

— «Твоя кровь — моя краска», — прочел он. — «Твоя плоть — моя глина». Что это за чушь, черт возьми? — поднял он взгляд на Учителя, выходя из себя. — Кто это писал?