Аронсон во все глаза смотрела на меня, явно удивляясь, почему я не задаю столь очевидного вопроса. Я чуть заметно покачал головой. Свои резоны я собирался изложить позже — будет ей еще один урок из того, чему ее не учили в юридической школе.
Я встал.
— Думаю, на сегодня довольно, Лайза. Вы дали нам массу информации, теперь мы будем над ней работать. Мой шофер отвезет вас домой.
7
Ей было четырнадцать лет, и она все еще любила есть блинчики на ужин. У нас с дочерью была любимая кабинка в ресторане «Дю-Пар», в Студио-Сити. Наш обычный вечерний ритуал по средам. Я подхватил ее у дома ее матери, и мы отправились ко мне домой, заехав по дороге поесть блинчиков. Она делала уроки, я — свою работу. Я очень дорожил этим ритуалом.
Согласно условиям опеки Хейли проводила у меня все вечера по средам и каждые вторые выходные. На Рождество и День благодарения она бывала по очереди то у меня, то у Мэгги, а также я брал ее на две недели во время летних каникул. Но таково было лишь официальное предписание. В последний год наши отношения складывались неплохо, и зачастую мы проводили время втроем. На Рождество мы, как настоящая семья, устроили общий праздничный ужин. Иногда моя бывшая жена даже присоединялась к нам «на блинчики». И этим я тоже очень дорожил.
Но в тот вечер мы с Хейли были вдвоем. Мне предстояло изучить протокол вскрытия Митчелла Бондуранта. К нему прилагались снимки, сделанные по ходу аутопсии, а также фотографии с места преступления, зафиксировавшие положение тела на банковской парковке, поэтому я откинулся на спинку стула, стараясь, чтобы ни Хейли, ни кто бы то ни было другой в ресторане не увидел эти страшные картинки. Едва ли они уместны к блинчикам.
Между тем Хейли делала домашнюю работу по естествознанию, изучая изменения материи при окислении органических веществ.
Циско оказался прав. Вскрытие подтвердило, что Бондурант умер от внутричерепного кровотечения, вызванного множественными ранами, нанесенными тупым предметом по голове.
Точнее, тремя ранами. К протоколу был приложен чертеж верхней части головы жертвы. На темени были нарисованы три следа от ударов, расположенные так кучно, что все их можно было бы накрыть чайной чашкой.
Этот чертеж меня воодушевил. Я перелистал протокол обратно, к первой странице, где содержалось описание тела. Митчелл Бондурант был мужчиной шести футов одного дюйма ростом и ста восьмидесяти фунтов весом. У меня не было под рукой сведений о габаритах Лайзы Треммел, поэтому я набрал номер мобильного, который Циско завез ей утром, поскольку ее собственный телефон был изъят полицией. Очень важно, чтобы клиент в любое время был на связи.
— Лайза, это Микки. Очень быстро скажите, какой у вас рост?
— Что? Микки, я сейчас ужинаю с…
— Просто скажите, какой у вас рост, и я вас отпущу. И не лгите. Что написано в ваших водительских правах?
— Э-э… Кажется, пять футов три дюйма.
— Это точно?
— Да. А что…
— Хорошо, это все, что мне нужно было узнать. Возвращайтесь к своему ужину. Приятного вечера.
— А что…
Я отсоединился и записал в лежавший на столе блокнот ее рост. Рядом я записал рост Бондуранта. Знаменательным было то, что жертва оказалась на десять дюймов выше предполагаемого убийцы, и тем не менее удары, пробившие череп и послужившие причиной смерти, были нанесены жертве сверху по темени. Это позволяло поставить вопрос о, как я это называл, физической возможности — вопрос, который может озадачить присяжных и над которым им придется поразмыслить самим. Вопрос, из которого хороший адвокат может кое-что извлечь. Вопрос из серии если-перчатка-не-подходит-к-руке-ее-нужно-отбросить-как-улику. Вот и здесь следовало задаться вопросом: как могла миниатюрная Лайза Треммел сверху ударить по голове Митчелла Бондуранта, имевшего шесть с лишним футов роста?
Разумеется, ответ зависел от размеров орудия, а также от ряда других обстоятельств, например, от положения тела жертвы в момент убийства. Если во время нападения он находился на земле, вопрос отпадает. Но пока за это следовало ухватиться. Я быстро взял со стола одну из папок и вынул из нее отчет об обыске.
— Кому это ты звонил? — спросила Хейли.
— Своей клиентке. Мне нужно было узнать, какой у нее рост.
— Почему?
— Потому что это может иметь отношение к тому, могла ли она сделать то, что ей вменяют.
Я просмотрел список изъятого. Из обуви в нем значилась пара туфель, о которых было сказано, что это прорезиненные садовые туфли, найденные в гараже. Никакой обуви с каблуками, никаких босоножек на платформе, вообще больше никакой обуви. Конечно, детективы проводили обыск до того, как стали известны результаты вскрытия. Поразмыслив, я пришел к выводу, что на садовых туфлях едва ли могут быть каблуки. Если в полиции предполагают, что именно эти туфли были на Лайзе в момент убийства, то Бондурант имел преимущество в росте перед моей клиенткой, равное десяти дюймам — при условии, что он стоял в момент нападения.
Это было хорошо. Я трижды подчеркнул данные о соотношении ростов в своем блокноте. Но потом я стал думать о том, почему была изъята только одна пара обуви. В отчете об этом ничего не говорилось, но ордер давал полиции право взять все, что могло быть использовано в качестве доказательства совершения преступления. Они же ограничились садовыми туфлями. Я терялся в догадках.
— Мама сказала, что у тебя сейчас по-настоящему большое дело.
Я взглянул на дочь. Она редко заговаривала со мной о моей работе. Я думал, это потому, что в столь юном возрасте еще видишь все в черно-белом изображении, без серых зон. Люди были для моей дочери либо плохими, либо хорошими, а я зарабатывал на жизнь тем, что представлял интересы плохих. Так что и говорить не о чем.
— Она так сказала? Ну да, оно привлекает большое внимание.
— Это касается той дамы, которая убила человека, хотевшего отнять у нее дом? Это с ней ты сейчас разговаривал?
— Ее обвиняют в том, что она убила человека. Пока ее вина не доказана. Но да, это была она.
— А зачем тебе было спрашивать про ее рост?
— Ты действительно хочешь знать?
— Угу.
— Ну, дело в том, что говорят, будто она убила человека, который был намного выше ее, ударив его по макушке каким-то орудием. Вот меня и интересует, достаточно ли было ее роста, чтобы она смогла это сделать.
— Значит, Энди придется еще доказать, что она смогла?
— Энди?
— Ну, мамина подруга. Она прокурорша по твоему делу, так мама сказала.
— Ты имеешь в виду Андреа Фриман? Высокую темнокожую даму с очень короткой стрижкой?
— Ага.
Значит, она уже «Энди», подумал я. Энди, которая сказала, что только шапочно знакома с моей женой.
— Выходит, они с мамой добрые подруги? Не знал.