— Это чушь. Вам должно быть стыдно использовать вашу…
— Что? Вы хотите сказать, что я лгу? Или что моя дочь лжет? Ведь ее тоже можно вызвать в суд. И я вовсе не уверен, что вашему начальству понравится такой спектакль или такие, например, газетные заголовки: «Окружная прокуратура допрашивает с пристрастием четырнадцатилетнюю девочку, называя ребенка лгуньей». Несколько безвкусно, вы не находите?
Фриман повернулась ко мне спиной и сделала было шаг, чтобы уйти, но остановилась. Я понял, что моя взяла. Ей следовало бы уйти от меня и отказаться от дела, но она не смогла. Это дело и все, что оно ей сулило, были ей необходимы.
Она снова повернулась, посмотрела сквозь меня, словно меня там и не было или я был мертвецом, и сказала:
— Ну так чего же вы хотите?
— Пожалуй, я могу не подавать это ходатайство завтра. Пожалуй, я могу даже отозвать два из тех, которые вынужден был подать, чтобы вернуть своей клиентке принадлежащие ей вещи и просмотреть документы «Уэстленда». Единственное, что мне нужно, — это сотрудничество. Дружеский обмен материалами по делу. И я хочу, чтобы сотрудничество началось прямо сейчас, не позже. Я не желаю ходить к судье каждый раз, когда мне понадобится что-нибудь, на что я имею право.
— Я могу пожаловаться на вас в гильдию адвокатов.
— Отлично, мы можем подать встречные жалобы. Они проведут расследование в отношении нас обоих и обнаружат лишь то, что вы действовали противозаконно, обсуждая дело с дочерью и бывшей женой адвоката подсудимой.
— Я не обсуждала его с вашей дочерью. Она просто при этом присутствовала.
— Уверен, что коллегия, проводя расследование, отметит это различие.
Я предоставил ей возможность с минуту помучиться. Она явно дрогнула, но требовался последний толчок.
— Да, кстати, если ходатайство завтра будет подано, не сомневайтесь, что я оброню словечко для «Таймс». Кто там у них судебный репортер? Солтерс? Уверен, она сочтет это интересным побочным сюжетом. Милый маленький эксклюзив.
Она кивнула так, словно только сейчас вся сложность ее положения стала ей кристально ясна.
— Отзовите свои ходатайства, — сказала она. — К концу пятницы вы получите все, о чем просили.
— Завтра.
— Времени не хватит. Мне нужно все собрать и сделать копии. А копировальный пул всегда завален работой.
— Тогда в четверг к полудню — или я подаю ходатайство.
— Ладно.
— Отлично. Как только с этим будет покончено, вероятно, мы сможем начать переговоры о соглашении. Благодарю вас, Энди.
— Идите к черту, Холлер. Никакого соглашения не будет. Мы пригвоздим ее, и я буду смотреть на вас, а не на нее, когда станут оглашать вердикт.
Она развернулась и зашагала прочь, но вдруг резко обернулась:
— И не называйте меня Энди. Вы не имеете права так меня называть.
Длинными сердитыми шагами она направилась к лифтам, не обратив ни малейшего внимания на репортера, который подбежал к ней рысцой и попытался вырвать хоть несколько слов.
Я знал, что никакого досудебного соглашения быть не может — моя клиентка на это никогда не пойдет, — но подбросил Фриман этот мячик, чтобы она могла швырнуть его обратно мне в лицо. Я хотел, чтобы она ушла сердитой, но не чересчур, пусть думает, будто оставила за собой маленький трофей. Так с ней будет легче договариваться.
Оглянувшись, я увидел, что Лайза послушно ждет меня на скамейке, которую я указал, и сделал ей знак подойти.
— Ладно, Лайза, пошли отсюда.
— А как же Герб? Он привез меня сюда.
— На своей машине или на вашей?
— На своей.
— Тогда доберется. А вас домой отвезет мой водитель.
Мы направились в нишу, где располагались лифты. К счастью, Фриман уже спустилась к себе в контору на второй этаж. Я нажал кнопку, но лифт долго не приходил, и к нам успел присоединиться Дэл.
— Как, вы уходите без меня?
Я не ответил на его вопрос и обошелся без любезностей.
— Знаете что, вы разозлили меня своими выступлениями перед прессой. Если вы думаете, что помогаете делу, то должен вас разочаровать: вы ему только мешаете. И вы уже достали меня.
— Ба, что за выражения? Мы все-таки в суде.
— Мне плевать, где мы. Не смейте говорить от имени моей клиентки. Вы поняли? Если это повторится, я созову пресс-конференцию, и вам очень не понравится то, что я там о вас расскажу.
— Ладно. Так и быть. Это была моя последняя пресс-конференция. Но у меня вопрос: что со всеми теми людьми, которых я к вам посылал? Некоторые из них звонили мне и говорили, что ваши сотрудники обошлись с ними весьма грубо.
— Да, будете посылать их и дальше — мы и дальше будем обходиться с ними так же.
— Эй, я не новичок в бизнесе, и это все вполне легально работающие люди.
— «На изрытой стороне».
Дэл опешил. Он посмотрел на Лайзу, потом снова на меня.
— Что это означает?
— «На изрытой стороне». Да ладно, не делайте вид, будто никогда не слышали этого названия.
— Вы имеете в виду «На теневой стороне»?
— Нет, я имею в виду «На изрытой стороне» — фильм, сделанный одним из тех продюсеров, которых вы к нам посылали. Кино о даме, которая усыновила футболиста, а потом заставляла его заниматься с ней сексом по три-четыре раза в день. А когда ей это надоело, стала приглашать к себе всю футбольную команду. Не думаю, что этот фильм собрал столько же денег, сколько «На теневой стороне».
Лайза стояла с застывшим в изумлении лицом. У меня было ощущение, что мой рассказ о голливудских связях Дэла отнюдь не соответствовал тому, что он сам вот уже несколько недель нашептывал ей в уши.
— Да, вот что он делает для вас, Лайза. И вот с какими людьми хочет вас свести.
— Послушайте, — сказал Дэл, — вы имеете хоть какое-то представление о том, как трудно в этом городе что-нибудь провернуть, осуществить какой-нибудь проект? Есть люди, которые на это способны, а есть такие, которые не способны. Мне все равно, что этот парень делал раньше, если теперь у него все на мази. Понимаете? Это законопослушные люди, и они готовы выложить кучу денег, Холлер.
Лифт наконец пришел. Я подтолкнул в него Лайзу, но когда Дэл попытался войти следом за нами, выставил вперед руку, уперся ему в грудь и легонько отстранил.
— Отвалите, Дэл. Вы получите свои деньги и еще немного сверх того. Но только отвалите.
Я вошел в лифт и повернулся лицом к двери, чтобы быть уверенным, что Дэл не запрыгнет в него в последний момент. Он не попытался это сделать, но и не отступил назад. Пока дверь окончательно не закрылась, он не спускал с меня полного ненависти взгляда.