Фриман заявила протест, сославшись на сложность формулировки вопроса и на то, что защита оперирует неочевидными фактами. Для меня это было не важно. Вопрос, собственно, предназначался не Лонгстрет. Он предназначался присяжным.
— Ваша честь, я снимаю свой вопрос, — объявил я. — И других вопросов к этой свидетельнице не имею.
Сойдя с трибуны, я сел за свой стол и уставился на присяжных, медленно обведя глазами сначала один, потом другой ряд их ложи, пока не остановил взгляд на Ферлонге. Он не отвел глаза, и я счел это очень хорошим знаком.
36
Герб Дэл приехал один. Циско встретил его у входа и препроводил в мой кабинет, где уже ждал я. Баллокс сидела слева от меня, для Дэла был оставлен стул напротив моего стола. Циско остался стоять, как и было задумано. Я хотел, чтобы он, приняв задумчивый вид, расхаживал по комнате: это заставило бы Дэла чувствовать себя неуютно и опасаться, что любое неверное слово может спровоцировать гиганта в черной обтягивающей футболке на вспышку гнева.
Ни кофе, ни содовой я Дэлу не предложил, не стал ходить вокруг да около или пытаться восстановить отношения, а сразу перешел к делу:
— Герб, мы собрались здесь исключительно для того, чтобы точно выяснить, что вы сделали, что связывает вас с Оппарицио и как нам следует действовать дальше. Насколько мне известно, я никому не понадоблюсь до девяти часов следующего утра, так что у нас, если потребуется, впереди целая ночь.
— Прежде чем мы начнем, я хочу убедиться, что наша сделка останется в силе, если я буду с вами сотрудничать, — ответил Дэл.
— Я уже сказал вам во время ленча: сделка заключается в том, что вы избежите тюрьмы. В обмен на это вы расскажете мне все, что знаете. Никаких других обещаний не ждите.
— Я не буду давать никаких показаний. Все — только к вашему сведению. Кроме того, у меня для вас есть кое-что получше, чем мои показания.
— Посмотрим. А прямо сейчас почему бы вам не начать с самого начала? Сегодня вы сказали, что вам велели отправиться на Лайзин пикет. Начните отсюда.
Дэл кивнул было, но потом передумал.
— Наверное, надо начать с более раннего момента, с начала прошлого года.
Я жестом пригласил его говорить:
— Откуда угодно. В нашем распоряжении, повторяю, вся ночь.
И Дэл начал рассказывать длинную историю о том, как он годом раньше продюсировал фильм под названием «Чистокровный скакун». Это была душещипательная семейная история о девочке, которой подарили коня по имени Честер. На внутренней поверхности его нижней губы она нашла вытатуированный номер, указывавший, что некогда он был чистокровным скакуном, который считался погибшим во время пожара в конюшне, случившегося годом раньше.
— Тогда они с ее папой предприняли некоторые розыски и…
— Послушайте, — перебил я, — похоже, это очень трогательная история, но нельзя ли перейти к Луису Оппарицио? Конечно, мы имеем в своем распоряжении целую ночь, но давайте придерживаться нашей темы.
— Это и есть наша тема. Этот фильм. Предполагалось, что он будет малобюджетным, но я обожаю лошадей. Еще с раннего детства. И я искренне верил, что смогу наконец сделать рывок.
— Рывок?
— Ну да. Я считал эту историю неограненным алмазом, и если бы удалось придать ему правильную огранку, можно было бы сразу настрогать DVD и устроить грандиозную презентацию и раскрутку. Но для всего этого нужно вложиться в производство, а для этого, в свою очередь, нужны деньги.
Всегда все сводится к деньгам.
— И вы их заняли.
— Занял и вбухал в фильм. Знаю, глупо. Причем вбухал сразу почти все, что получил от инвестора. Но режиссером был этот придурочный перфекционист из Испании. Парень едва говорил по-английски, но мы его наняли. Он делал бессчетное количество дублей — по тридцать дублей на какую-нибудь паршивую сцену в закусочной! В результате у нас кончились деньги, и только чтобы закончить съемки, мне требовалось минимум четверть миллиона. Я оббегал весь город, выпотрошил всех, кого смог. Что делать, я был влюблен в эту картину. Она была для меня любимой игрушкой, понимаете?
— И тогда вы заняли деньги не у того парня, — произнес Циско из-за его спины.
Дэл развернулся, посмотрел на него и кивнул:
— Да, у одного знакомого, у сомнительного, надо признать, деятеля.
— Как его имя? — спросил я.
— Его имя вам ничего не даст, — сказал Дэл.
— Даст. Имя?
— Дэнни Гринн.
— Но вы же сказали…
— Да, знаю. Он один из них, но его фамилия Гринн, что поделаешь? Гринн — с двумя «н» на конце.
Я взглядом велел Циско проверить это.
— Ну ладно, вы заняли четверть миллиона у Дэнни Гринна, что дальше?
Дэл воздел руки вверх, изображая жест бессильного отчаяния:
— В том-то и дело: дальше — ничего. Фильм я закончил, но продать не смог. Я таскал его по всем чертовым фестивалям Северной Америки, и никто на него не клюнул. Повез на Всеамериканский кинорынок, снял номер в «Льюисе» в Санта-Монике, а картину продал только в Испанию. Ну конечно: единственной страной, которая им заинтересовалась, была родина этого козла — режиссера.
— И Дэнни Гринн был недоволен, да?
— Уж конечно. То есть я вносил какие-то платежи, но заем был рассчитан на полгода, и по истечении этого срока он потребовал вернуть все остальное. Все я заплатить не мог. Я собирался отдать ему деньги, ожидавшиеся из Испании, но большая их часть еще не была переведена. Там должны были сначала дублировать фильм и все такое прочее, так что основную часть этих денег я не увижу до конца нынешнего года, когда он у них выйдет на экраны. В общем, залетел я по-серьезному.
— И что случилось потом?
— Ну, однажды Дэнни приехал ко мне. Когда он появился, я решил, что он пришел переломать мне ноги. Но вместо этого он сказал, что они хотят, чтобы я кое-что для них сделал. Что-то вроде долгосрочной работы. И если я ее выполню, они пересмотрят условия моего долга, более того, даже могут скостить приличную часть всей суммы. У меня, ребята, как вы понимаете, выбора не было. Что я мог? Сказать «нет» Дэнни Гринну? Попробовал бы я!
— И вы сказали «да».
— Правильно. Я сказал «да».
— И что это была за работа?
— Подобраться поближе к людям, которые гнали волну, протестуя против отъема домов, — их организация называлась ФЛАГ. Он хотел, чтобы я, если получится, проник в их ряды. У меня получилось, вот там-то я и познакомился с Лайзой. Она была у них закоперщицей.
Все это звучало дико, но я подыграл ему:
— Вам сказали, зачем все это?
— В принципе нет. Сказали только, что есть один крендель, у которого идея фикс: постоянно знать, что она задумала. Его дела были как-то связаны со всем этим, и он не хотел, чтобы она ему подложила свинью. Поэтому если Лайза планировала какую-нибудь протестную акцию, я должен был сообщать Дэнни, где та состоится, против кого будет направлена и все такое прочее.