Авантюристка | Страница: 62

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Не совсем, — отвечал он. — Есть ещё кое-что, что мне необходимо было сделать давным-давно. — Оставалось только надеяться, что это не то, о чем я подумала.

Он облокотился на одеяла, так что его рука оказалась у меня на животе. Я тут же ощутила, какое исходит от неё тепло сквозь многочисленные слои гусиного пуха.

— Давным-давно жила на свете девочка, — заговорил он. — Это была очень плохая маленькая девочка.

— Это в каком же смысле? — спросила я.

— Я думаю, она хотела превратиться в маленького мальчика. И поэтому была ужасно независима.

— Но что в этом плохого? — спросила я. — И почему это так напоминает меня?

— Никогда не перебивай рассказчика, иначе не услышишь конца сказки, — сказал он.

— О'кей, так что же с нею случилось?

— Она получила по заслугам, — отвечал он. Его голос прозвучал еле слышно. Мне стало не по себе, как всегда бывало, когда он говорил таким тоном.

— И что же она заслужила? — продолжала допытываться я, хотя у меня уже пропало всякое желание это узнать.

— Она заслужила именно то, чего хотела. Ты знаешь, что?

— Нет.

— А вот я так не думаю, — улыбнулся он.

— Ну как, скажи на милость, я могу знать, чего же она хотела? — возмутилась я.

— Да потому, что ты и есть та самая маленькая девочка.

— Ах, так значит, это совсем не сказка?

— Сказка, но это твоя сказка, и только тебе известно, чем она кончится. Возможно, и я буду в числе её персонажей, но только ты можешь решить, какая роль достанется мне.

— А какую роль ты избрал бы для себя сам? — спросила я, сознавая, что лёд подо мною становится все тоньше и тоньше.

Он безмолвно смотрел на меня. Отражая пламя свечи, медью вспыхивали его глаза и волосы. Силы покидали меня. Казалось, что он заглянул в самую мою душу, стараясь высмотреть там некий заповедный уголок, куда я не отважилась ни разу заглянуть сама, и тем более недоступный для всего остального мира.

Его рука, лежавшая поверх одеяла, судорожно вцепилась в его мягкие податливые складки. Он отвёл в сторону взгляд. Его голос был едва различим, словно каждое слово давалось с огромным трудом.

— Я хотел бы быть твоим любовником, — сказал он. А потом одними губами, словно про себя, добавил:

— Очень, очень хотел бы.

В наступившей тишине стало слышно, как тикают часы где-то внизу, в гостиной, и шелестит галькой прибой. Ощущение было такое, как будто во мне что-то рухнуло, раскололось на мириады мелких частиц. Я затаилась, a Тор молча следил за пламенем свечи, словно и не было его последнего признания.

Мы надолго молча и неподвижно застыли. Его рука по-прежнему изо всех сил цеплялась за одеяло, как за единственную надёжную опору, оставшуюся в разрушенном им самим мире. Кажется, прошла целая вечность, но вот он зажмурился, перевёл дыхание и обернулся ко мне с явным нетерпением.

— Итак?

— Итак что? — уточнила я.

— Но я ведь только что признался, что хотел бы заняться с тобой любовью.

— Что мне предлагается на это ответить? — слабо пыталась отбиваться я. Я была потрясена и разбита, все мои благие намерения куда-то исчезли. И я не имела ни малейшего представления, что же теперь делать.

Тор вскочил в гневе.

— Ещё ни разу в жизни я не говорил с женщинами об этом и теперь уже вряд ли осмелюсь повторить попытку, коль скоро меня ожидал такой горячий приём.

— Ну а что бы ты хотел услышать в ответ? Что я должна сделать?! — воскликнула я, пытаясь сесть среди всех наваленных на меня и под меня одеял и подушек.

— О Боже мой, ты просто невозможна! — отвечал Тор. Он резким движением отшвырнул в сторону все тряпьё, схватил меня в охапку и едва не задушил в объятиях. При этом он идиотически хохотал, словно тронулся рассудком. Наконец отпустил меня, снова упаковал в одеяла и направился к дверям.

— Куда ты? — испуганно спросила я.

— Поискать для тебя то, в чем ты, несомненно, нуждаешься. Я скоро вернусь.

«Наверное, Тор пошёл за дробовиком», — подумала я, слыша, как он спускается в гостиную.

Меня совершенно развезло и всю охватила какая-то вязкая истома. Пытаясь овладеть собою, я заставила себя вскочить с кровати и принялась метаться по комнате, не находя себе места. Душа трепетала от навалившихся на меня смешанных чувств. Во имя всего святого, что я тут делаю? Как такое могло со мною приключиться? Это же полный конфуз!

К тому же Тор запропал куда-то, как мне показалось, на целую вечность. Но вот наконец он вернулся, неся поднос с двумя чашками.

— Мне кажется, я велел тебе оставаться в постели, — рявкнул он, опуская поднос на столик. — Ты хочешь подхватить воспаление лёгких? Здесь так сыро!

— Ты как заботливая бабушка, — отвечала я, снова забираясь под одеяла со странным чувством облегчения: хорошо, хоть он вернулся.

— Только не надейся, что я и вести себя буду как бабушка, — пообещал он. — А ну-ка подвинься, а то мне некуда лечь.

— Что за питьё ты принёс? — поинтересовалась я, став болтливой от пугающего, но неоспоримого факта: вот он здесь, рядом со мною, под одним одеялом.

— Это то необходимое, чем можно подкрепить твоё самочувствие.

Он протянул мне чашку, и я отважно попробовала содержимое.

— Да это просто вкуснотища, бабуля. Что ты туда намешал?

— Тёплое молоко, мёд и бренди — напиток Афродиты. Отличное средство для совращения маленьких мальчиков, думаю, на тебя оно подействует тоже.

Тор тщательно взбил и разложил в изголовье подушки, пока я пила, потом улёгся на них и сказал:

— У меня есть для тебя ещё одна сказка.

— О'кей, и о чем же она на этот раз? — Напиток действительно оказался чудесным, тёплым и сладким.

Я тут же ощутила его благотворное действие, словно по телу разливался целительный, умиротворяющий бальзам.

К тому же это помогло мне справиться с начинавшейся было истерикой.

— Давным-давно жила маленькая девочка, которая изо всех сил старалась превратиться в мальчика…

— Эту сказочку я уже слышала, — сказала я.

— Нет, на сей раз это будет моя сказочка, а не твоя. Так мне продолжать?

— Валяй.

— Ты же понимаешь, что она была не права. Хотя очень многие пытались доказать ей все преимущества того, что она — женщина.

— Я полагаю, теперь должен быть твой выход?

— У тебя ноги совершенно ледяные, — сказал он. — Я же просил тебя оставаться в кровати. И не вертись, никто не собирается тебя пытать раскалёнными углями. Здесь тебе не испанская инквизиция.