– На нейтральной территории, значит, – заметила Морин Прайор, когда Элдер позвонил ей и предложил встретиться в «Арборетуме», городском парке, который занимал весь центр Ноттингема, от восточной границы общественного кладбища до шоссе на Мансфилд.
Однако первым, с кем встретился Элдер, оказалась не Морин, а Чарли Резник, инспектор уголовного отдела полиции. Сунув руки в карманы бесформенного бежевого плаща, который он носил в любую погоду, Резник шел по парку мимо круглой эстрады, направляясь к выходу на Уоверли-стрит. Оттуда он легко мог добраться пешком через кладбище до Каннинг-серкус и офиса своего уголовного отдела.
– Чарли!
– А, Фрэнк!
Они были примерно одного роста, на дюйм-два выше шести футов, но Резник потяжелее на добрых полтора стоуна. [11]
– Ну, – спросил Резник, – как тебе живется на пенсии?
– Не так уж плохо.
Резника это явно не убедило.
– У тебя сейчас уже тридцать лет стажа, Чарли. Попробуй сам. Тогда и узнаешь.
Резник покачал головой:
– Я еще повкалываю немножко.
– Хочешь откинуть копыта, так и не сняв упряжи?
– Надеюсь, что нет.
У него было какое-то желтое пятно, заметил Элдер, размазанное и засохшее на рубашке рядом с галстуком.
– Девоншир? – спросил Резник. – Туда забрался?
– Корнуолл.
– А чего это тебя назад принесло?
– Ну, всякие дела… – Элдер сделал неопределенный жест рукой.
Резник кивнул:
– Ладно, мне надо идти. Рад был повидаться с тобой, Фрэнк.
– И я был рад, Чарли.
Элдер постоял, глядя, как он удаляется, очень легкой походкой для такого грузного мужчины. Он еще не исчез из виду, когда Морин стремительно вышла из-за розария на главную аллею.
– О старых временах вспоминали?
– Что-то в этом роде.
Морин кивнула:
– Я с ним один раз работала вместе. Отличный мужик. Хороший полицейский.
– Удивительно, что он все еще работает на Каннинг-серкус, в уголовном отделе.
– Ну, нельзя сказать, чтобы у него не было возможности оттуда уйти. Главным инспектором, начальником отдела по расследованию особо тяжких преступлений, еще когда он только создавался. Насколько я знаю, ему этот пост буквально на блюдечке преподнесли.
– А он отказался.
– Слишком много административной работы. Сплошные бумаги. А он по-прежнему любит сам во всем разбираться. Он у нас такой. Вот и носится, возится со всякой дрянью.
– Вполне могу его понять.
– А кроме того, ты ведь помнишь его ПП – постоянную подружку, сержанта Келлог? Линн Келлог?
Элдер, кажется, ее помнил: круглолицая, с тихим голосом, приземистая, около тридцати.
– Несколько лет назад они одновременно получили предложение перейти в новый отдел, который тогда только создавался. Келлог как раз должна была получить сержантское звание. В этом случае они оба попадали в неудобное положение, понимаешь…
Элдер понимал. Он не раз был свидетелем подобных происшествий.
– В результате Резник отказался, решил остаться на прежнем месте. А Келлог перескочила в отдел особо тяжких. Это было еще до того, как отдел раскидали по двум разным офисам. Ну она-то карьеру сделала. Теперь – инспектор в Карлтоне, вполне соответствует своей должности.
До участка, где когда-то работали Элдер и Морин, было полчаса езды по дороге на Мансфилд; он теперь располагался в новом здании, более всего напоминавшем второразрядную гостиницу.
– А они по-прежнему вместе живут? – спросил Элдер. – Резник и Келлог?
– Насколько я знаю, да, – ответила Морин, а потом, заметив грустную ухмылку Элдера, спросила: – А что? Что тут смешного?
– Да я по поводу Резника. Вот уж никогда бы не подумал, что он способен на такое…
– На какое?
– Ну, сама понимаешь… Молодая женщина… Любовная связь, романтика…
– Не одобряешь?
– Да нет, не в этом дело, – возразил Элдер, хотя, сказать по правде, он не был в этом до конца уверен. – Просто я всегда смотрел на него вроде как на грустного старого холостяка.
– Может, в этом тоже есть своя привлекательность, – улыбнулась Морин. – К тому же он нежный и заботливый. Чего нельзя сказать о некоторых других.
– Ладно, пошли, – оборвал ее Элдер. – Мне надо с тобой поговорить о Шейне Доналде.
Ничего особо интересного Морин ему сообщить не могла. Обе местные газеты продолжали публиковать материалы о досрочном освобождении Доналда, не желая слезать с этой темы. Родители Люси Пэдмор со своей стороны собрали несколько тысяч подписей под воззванием, требующим в законодательном порядке ввести пожизненное тюремное заключение для всех убийц, действительно пожизненное. Дэвид Пэдмор по-прежнему сообщал всякому, кто соглашался его слушать, что именно он сделает с Доналдом, если у него будет такая возможность.
– Сколько времени пройдет, как ты считаешь, пока это дело вызовет общественный резонанс? – спросил Элдер. – Когда все стенды будут увешаны разными плакатами, а все репортеры бросятся на розыски Доналда?
– Ну, трудно сказать, может, ему еще повезет…
Элдер же полагал, что везение и Шейн Доналд – вещи несовместные.
– Что тебе удалось накопать в Йоркшире? – спросила Морин. – Что-нибудь новенькое узнал?
Он рассказал ей, как там все происходило, ничего не скрывая, описал безрезультатный в целом визит к отцу Сьюзен Блэклок, упомянул о двух ее подругах по драматической студии, которых он попробует разыскать.
Морин несколько минут молчала, что-то обдумывая.
– Ну? – в конце концов осведомился Элдер. Они остановились у восточного края парка, возле батареи пушек, когда-то привезенных из Крыма.
– Тебе не кажется, что для нее это может оказаться большой травмой – я о матери Сьюзен, – то, что ты снова все это вытащил на поверхность?
– Конечно, я это понимаю.
Они отправились дальше, сквозь тоннель под Эддисон-стрит, и вышли наружу с другой стороны.
– Ты же не только за этим приехал, – заметила Морин. – Все это мы могли обсудить и по телефону.
Элдер улыбнулся:
– Из-за Кэтрин я приехал. Она завтра участвует в соревнованиях. Клубный чемпионат графства на стадионе «Харви-Хэдден».
– Значит, задержишься здесь?
– Так и было задумано. Хотел остановиться в какой-нибудь гостинице на Мансфилд-роуд, чтоб номер с завтраком…